– Пап, я знаю, кто это организовал. Собирай вещи, нам надо уезжать.
– Дочка, что случилось? Ты куда-то вляпалась?
– Да. Стала невольным свидетелем важного разговора. Не хочу говорить по телефону.
– А как работа? И твоя учеба?
– Нам надо где-то переждать, пап. А потом я пойду в полицию. Никто не сможет заткнуть мне рот.
В тот момент, когда я завершаю вызов, на экране вспыхивает индикатор входящего сообщения.
«– Не вздумай идти в полицию, Лера».
«– А что мне будет, если пойду?», – отвечаю Андрею Максимовичу дерзко.
«– Тебе лучше не знать».
Каролина.
Ненавижу Вяземского… Воспоминания заполняют душу, как вода из горького колодца… Почему-то дома я так не думаю о нем. Хотя нет, вру… Думаю. Постоянно, бесперебойно, мучительно… Смотрю в глаза Миланочки и вижу его. Сколько слез я пролила, воспитывая дочь в одиночку. И сколько вопросов оставила без ответа…
«– Мамоська, а где мой папа? Костя в садике сказал, что папы есть у всех. А где мой?»
Я отворачивалась, пряча боль за выстроенной стеной цинизма и желания отомстить. Я жила этим… Мечтала вернуться в родной город и уничтожить Вяземского. Ради этого изменила внешность и стала другим человеком. А папа помог с фирмой… Он всем помог мне, пока сам не заболел и не скончался скоропостижно…
Усталость прогоняет мысли. Кажется, я глубже дышу и ненавижу Глеба чуть меньше… А потом засыпаю…
Утро врывается в комнату ярким светом, льющимся из окна. Торопливо вынимаю айфон из-под подушки и прищуриваюсь: всего-то семь утра! Я бы еще немного вздремнула, но нежиться в чужом доме… Как-то это неприлично… Тем более, в доме Глеба.
Быстро принимаю душ и переодеваюсь в домашний костюм из трикотажа. Плевать, что подумает хозяин дома. Я ни дня не собираюсь у него оставаться. Во всяком случае, пока не услышу дельных предложений по спасению моей дочери. Тихонько спускаюсь в просторную кухню-столовую. На цыпочках подхожу к мраморной столешнице и провожу по ней ладонью. Холодная… И полы ледяные, как и кухонные блестящие фасады. Все безжизненное, как и сам Глеб… Интересно, в нем сохранилось хоть что-то человеческое?
Вынимаю из шкафа турку и пачку с молотым кофе. Там же обнаруживаю коробку с пшенными хлопьями. Надо же… Милочка тоже очень любит «цыплячью» кашу. И почему они такие одинаковые? Черт бы побрал Вяземского…
Любуясь медленно поднимающимся над городом солнцем, варю кашу и пью горячий крепкий кофе. Словно смываю горечь, вновь заполняющую горло… Похититель так мне и не позвонил. И ничего не написал. Никаких требований и никаких известий. Жива ли Милана? Нет, я не могу больше ждать… Что бы ни говорил Вяземский, я обращусь в полицию… Порывисто вскакиваю и разворачиваюсь, завидев Глеба… Интересно, он долго смотрел на меня? Плевать… У меня почти истерика… От неизвестности, боли, чудовищных переживаний