– Весьма.
– Ты их не получишь, – прибиваю с шумным выдохом никотина. – Не лезь мне в душу, Ян. Не понравится.
– А она у тебя есть?
Я бросаю в его сторону мрачный взгляд.
– Это из-за этой… Из-за Катерины? – произносит Януш так же лениво, как и всегда. Но при этом с жирным флером пренебрежения. – Изначально как-то туго у тебя с ней пошло. Давно пора обозначить углы и штырем ее поставить. Не пойму, чего с ней нянькаться? Станешь тянуть резину, все завалим. Мне-то по барабану. Ты мое отношение к этому вопросу знаешь: сражаемся с ветряными мельницами. Только охота быстрее свернуть это дело, и домой.
– Придержи свое вечное ученье «Мы все умрем, и слава богу» для кого-то другого. Знаешь же, что я не терплю, когда мне кто-то советы раздает.
Памятуя, что на брата трудно воздействовать вербально, нет смысла давить интонациями. Но я давлю. Только потому что испытываю такую потребность, а это, стоит заметить, достаточно странно.
– Если бы не знал тебя, решил бы, что ты в нее вляпался, – брезгливо заключает Януш после всего.
Впервые в жизни охота вмазать ему по роже. А это уже полнейшая дичь. Учитывая мою стальную сдержанность и его хроническую флегматичность, подобных прецедентов не случалось даже в детстве.
– Но ты меня знаешь, – высекаю хладнокровно после емкой паузы. – На этом давай вернемся к работе.
– Вернемся, – так же монотонно тянет брат.
Скомкав в пепельнице окурок, продолжаю с отличительной собранностью:
– Первым нужно взять Потоцкого. Только потом всех остальных.
– Да только этого Потоцкого еще найти нужно. Три месяца работы, а зацепок с гулькин хрен.
– Мы знаем, что он в Берлине. И осведомлены насчет его специфических сексуальных предпочтений.
Собственно, именно возле указанного информаторами свингер-клуба «Wunschzimmer[1]» мы с Янушем сейчас и находимся. Пока лишь наблюдаем за прибывающими посетителями. Отбрасываем пары, которые светятся, как новички, и выделяем тех, кто шагает в здание, как к себе домой.
– Бесполезно, – угрюмо резюмирует Ян. – Если мы не знаем, как он выглядит, трудно за кого-то конкретного зацепиться. Именно поэтому пришла пора серьезно надавить на Катерину. Молчишь? Молчи. Знаешь, что я прав. Мы не можем торчать здесь год.
Вернувшись посреди ночи домой, чувствую себя так, будто на коже толстым слоем грязь принес. Хочется двинуть плечами, развернуть грудь, за раз все сбросить. Если понадобится, вместе с кожей. Что-то останавливает, заставляя вариться в этом липком месиве. Чем дольше сохраняю неподвижность, тем грубее слой. Нарастает, как костный панцирь. Защищает от внешних факторов, но вместе с тем сковывает и душит эта броня.
Долго стою у открытого окна. Курю, поглощая вместе с никотином холодный октябрьский воздух.
Правда в том, что я, как ни отпирайся, сам заложник обстоятельств. Три года назад, когда сестру убили, и мне пришлось в одиночку заканчивать текущее задание, зарекся возвращаться в Германию. Улетел на родину