Мокрая одежда не снижает исходящего от Саши жара и не умаляет моих сумасшедших ощущений. Меня за миг начинает лихорадить.
– Зачем ты?.. – выталкиваю задушено.
– Не могу иначе… – выдыхает он тяжело. – Позволь хоть так… Ненадолго моя… Моя…
В этот момент из моего горла вырывается натуральное всхлипывание. Поздно прикусываю губы и прекращаю дышать. Только как бы с собой ни сражалась, за ребрами такие судорожные процессы происходят, что грудная клетка дергается. И Саша это чувствует. Не может не чувствовать эти резкие движения.
В отражении оконного стекла вижу, как он морщится и кривит губы, словно и ему так же больно, хоть и проживает эту бурю молча, лишь качая головой.
– Прости… – хрипит он нереально скрипучим, будто бы заржавевшим глубинным голосом.
Я затыкаю себе рот ладонью и тихо скулю в нее. Саша же переводит дыхание и, прикрывая глаза, прижимается лицом к моим волосам. Позволяю себе сделать то же – опустить веки и застыть в этом мгновении.
Вдохи на полный объем легких совершаем на пару. Так же синхронно выдаем неторопливые выдохи. Шкала шторма несколько выравнивается. Замираем уже спокойнее. Саша окутывает меня своими запахом, теплом, силой и какой-то необъяснимой стойкостью. Я тону в нем, но не захлебываюсь. На миг ловлю всепоглощающее умиротворение.
– Все получат по заслугам. Я разрушу эту чертову систему, – заверяет Саша таким жестким тоном, что у меня мурашки проступают. Но в разы больше их становится, когда он, смягчая тон, шепчет: – Верь мне.
Почему-то именно эта просьба звучит как оглушающий выстрел. Мы вместе дергаемся – оба испытываем удивление. Расходимся и в растерянности смотрим друг другу в глаза. Понимаю, что он из-за того, что посмел просить, ошарашен не меньше меня, а потому не комментирую. Игнорирую полностью, несмотря на то, что западает в душу.
– Ты совсем другим стал, – не могу не заметить снова. – И раньше был чересчур серьезным. Но сейчас вообще… Меня от тебя знобит, – признаюсь, не в силах удерживать в себе.
– Почему? – тихо отзывается Саша.
– Ты смотришь… И нас будто тьмой окутывает.
– Ты же говорила, что не боишься.
– А я и не боюсь… Это другое.
Замолкая, не разрываем зрительного контакта. Выдерживаем долгий напряженный отрезок времени, прежде чем я одергиваю себя и опускаю взгляд.
– Можешь снять мокрую одежду, – предлагаю сдавленно. – Я дам сухие вещи, чтобы ты не ехал в сыром.
Не дожидаясь реакции, иду обратно к комоду, чтобы вытащить из нижнего ящика оставленные Чарушиным у�