Никто и никогда не посмел бы говорить со мной о любви. Вообще не посмел бы говорить, а она пришла… Наглость? Дерзость? Не знаю. Но меня сводит с ума даже звук ее голоса, и я внутренне понимаю, я осознаю, что безумно, до адской ломоты в костях хочу действительно быть любимым. Ею. Чтобы эти слова не были сказаны в порыве сохранить себе жизнь… Нет, я не идиот. Конечно, я не поверил. Но… я захотел, чтоб так было. Впервые в жизни захотел.
А потом все же пошел.
Не выдержал. Тогда за ней… хотел перехватить, втащить в комнату и бросить на постель и… увидел их там.
Моих малышек. В ее кровати. Спят в обнимку, как котята. И она ложится рядом, укрывает их по очереди одеялом, гладит по волосам, что-то шепчет.
Первый порыв ворваться, устроить скандал. Но я держу себя в руках. Я наблюдаю, как она ласково гладит их, как ложится рядом и обнимает девочек.
И вдруг понимаю, что никто до нее так не поступал, и ни к кому до нее они никогда не подходили.
Всегда сами по себе, не привязаны даже к нянькам и слугам. Отчужденные, заклиненные только на себе в своем узком кругу. У них свой язык, свои игры, свои развлечения, и они никого не пускают в свой мир.
Я понимаю, за что Аллах наказал меня… но за что наказал их? Они же невинны. При одном взгляде на них у меня плавилось сердце и все болело внутри. Я чувствовал, что это я виноват. Возможно, я должен был лучше следить за состоянием их матери, а может, и вовсе не жениться на ней.
Я вернулся утром. Мне нужно было это видеть. Слышать. Как будто я узнавал ее с другой стороны. Я хотел знать, что такого она им говорит? Почему она, а не любая другая женщина в нашем доме? Почему Аллаена? Они выбрали ее обе!
Спрятавшись за окном, выглядывая из-за раскидистых цветов высоко посаженого жасмина, я наблюдал.
Мне были слышны их голоса и видны отражения в стекле.
– Странно! Папа не наказал нас!
– Он, наверное, не знает. – Аят уселась на постели и задрала мордашку вверх. В такие моменты они почти не отличались друг от друга.
– Папа не знает? Три хахаха, папа знает все. Он может только делать вид, что не знает.
– Тогда почему нас не забрали?
Аллаена привстала и провела рукой по волосам Аят.
– Потому что ваш папа решил не запрещать вам приходить ко мне?
– Он всегда запрещает! – возразила Асия.
– Папа просто беспокоится о вас.
– Кто нам навредит в этом доме? До нас пальцем не дотронуться!
– Навредить можно не дотрагиваясь. Например, сказать что-то нехорошее… Расскажи мне лучше о папе, Аят. Какой он в твоих глазах. Каким ты представляешь своего папу?
Она спросила, и я замер. Наверное… это был страшный вопрос. Для меня. Я старался не думать о том, каким меня видят мои дети. И вдруг я кажусь им кем-то ужасным… и снова этот страх. Как в детстве. Понять, что тебя ненавидят те, кого ты любишь.
Мелочный, детский страх.