А Аслан Амирович оказался мужчиной действительно хорошим. Добрым, порядочным, надёжным. Через полгода они расписались и переехали в Краснодар. И меня забрали.
Насте же гостить у тёти – и мёду не надо.
– А ты почему в ванной, мам?
Чтобы твой отец не услышал наш разговор.
Боже, как же дико это прозвучало даже в моей голове. Но самое ужасное, что это правда.
Настя – моя. Только моя. Семья Семёна заплатила мне за её убийство. А Семёну на тот момент вообще было плевать, вон в Японию с девицей собирался, хоть и говорил за пару дней до этого, что детей от меня хочет. Ага.
– Умывалась как раз, а тут ты позвонила, – чувствую себя не очень приятно, что вру ей, но пятилетнему ребёнку правду не всегда говорить целесообразно. – Ну расскажи, чем занимаешься?
Настя увлечённо начинает болтать, рассказывая мне про новую куклу, которую ей подарила тётя, и про то, что негодяй Сашка сломал этой кукле руку, но потом загладил вину, притащив из кухни кусок пирога, в котором было много ягод клубники.
– В его кусочке было пять клубничек, а в моём семь. И я его простила, – кивает с деловым видом. – Но, наверное, не до конца. Надо ещё клубники.
– Хитрюшка, – смеюсь негромко. – Но с клубникой там осторожнее, а то опять кое-где обсыплет, и будешь вся чесаться.
– Ну, мам!
– Ладно, котёнок, мне пора, – смотрю на часы и понимаю, что времени уже в обрез. Пора собираться, а ещё бы пробежаться по составу делегации испанцев, проговорить их имена на всякий случай.
С сожалением прощаюсь с дочкой, снимаю одежду и встаю под душ. Пытаюсь собраться, привести мысли в порядок. Вода помогает, отвлекает. Мне нравится ощущать на коже, как горячие упругие капли барабанят.
Заворачиваюсь в полотенце и выхожу. Времени остаётся не так много, пора собираться.
– Смотри, там в делегации изменения. Перечитай.
Дверь в мой номер распахивается, и в неё стремительно и безапелляционно входит Радич. Я застываю в ступоре от его наглости.
– Вообще-то, я неодета! – говорю сердито и громко.
Семён застывает посреди комнаты и поднимает глаза от планшета. На лице ни одной эмоции, только ноздри начинают раздуваться чуть шире, а на скулах желваки натягиваются.
А у меня с кожи капли воды начинают быстрее испаряться, потому что я вся вспыхиваю. Горит будто каждый сантиметр, не только лицо. И то, что обнажено, и то, что под полотенцем.
– Я тебе сбросил, ты не прочла, – пожимает плечами, объясняя своё бесцеремонное вторжение. А потом как ни в чём не бывало подходит ближе.
– Вот этот – Марио Кортес, он правая рука гендиректора “Ла Порта”, с которыми мы хотим заключить контракт. Едет вместо своего зама. Лично. Его переводи приоритетно.
– Семён, – останавливаю его, вынуждая снова на себя посмотреть. – Выйди.
– Это важно, Вась, – поднимает брови, кивая на планшет.
– Я почти голая.
– И?
Сглатываю.
И?
Блин,