Как Камилл Леопольдович попал в Коломну? Опять же неясно. Точно известно, что работал он бухгалтером в ГКО (городской коммунальный отдел) и жил по адресу: г. Коломна, Конная площадь, д. 8, кв. 12. У него было трое детей: Римма, Александр, Лев. В записках Немова о Гонтуаре имеется одно слово. Буквально одно. Единственное. Напротив его фамилии написано «пьянь». И все.
Сохранилась афиша:
«Театр металлистов, в Боброве 3 июня, в Коломне 4 июня 1930 г., постановка К. Л. Гонтуар и Б. В. Дмитриева. Сатирическая комедия в 3-х действ. (7-ми картинах) по роману британского писателя А. Хетчинсона того же названия».
В записках Немова об этом спектакле нет ни слова. Впрочем, как и о многом другом. Вступление в НЭП, электрификация, начало индустриализации – все это мимо. Впрочем, он писал не обо всем подряд, а о театре. Но тоже как-то скачками. О том, что в 1926 году из коломзаводского драмкружка родился «драмколлектив», мы узнаем совершенно из другого источника – публикации «От синей блузы к народному театру» в № 128 газеты «Коломенская правда» за 1961 год. И все же информационная синергия – использование разных источников сведений для познания – позволяет нам судить о событиях давней поры вполне объективно.
Умолчание же Немова имеет свое объяснение. Дело в том, что труппу коломенских театралов-любителей основательно «проредили» арестами. Многие коломенские «партийцы» попали за решетку в 1929 году во времена борьбы «с правой оппозицией в партии». Годом позже коломзаводских инженеров и техников «брали по делу металлистов». Это был отголосок «процесса Промпартии», в ходе которого провалы планов первых пятилеток свалили на заговор научно-технической интеллигенции, «связанной с французской разведкой». Некоторым из арестованных повезло – они попали в так называемые «шарашки» – конструкторские бюро и иные учреждения «закрытого типа» в составе ОГПУ-НКВД, где «отбывали сроки», занимаясь своим настоящим делом. Это был очень особенный вид привилегированной советской неволи, условия которой ни в коем случае нельзя сравнить с лагерными или тюремными порядками.
То, что арестованные в начале 30-х годов уже «сидели», спасло их, когда в 1937 году стартовал «Большой террор» и по тем же обвинениям, по которым их посадили, стали «шить расстрельные дела». В числе прочих под каток репрессий попал и Камилл Гонтуар, которого можно было «брать» за одни только имя-фамилию и особенности биографии. В «шарашку» он не попал. Судя по опубликованным спискам заключенных лагерей, находившихся в Томской области, Камилл Леопольдович сначала «мотал срок» в лагере. Его видели в театре лагерной КВЧ (культурно-воспитательной части), о чем, собственно, и писал Солженицын. Потом з/к Гонтуар «вышел