Не позволяйте ни надуманным, ни реальным ли обидам лишить ваших родителей этих слов! Говорите это почаще, сколько бы вам ни было лет. Дарите им эти слова: «Мамочка, папочка, я люблю вас!» – в качестве благодарности за то, что вы просто есть. Ведь только жизнь дает нам возможность что-то поменять. Смерть же лишает нас вообще каких-либо шансов.
Страх матери
Напишите мне свои истории, если они отличаются от тех, что я вам расскажу сейчас, но мне кажется, что страх матери – удивительно конструктивное чувство. Точнее, бойцовское, из разряда «бей и беги». Никакого замирания, никакого желания спрятаться под плинтус. Если же и есть реакция «замри», то буквально на доли секунды. А дальше мать готова сражаться за своего ребенка и с миром, и со своими страхами.
Впервые я это почувствовала во время родов, когда в соседней палате женщина родила мертвого ребенка. Все бегали, она кричала, пока ей не поставили усыпляющий укол, а я говорила своей еще не родившейся девочке:
– Не бойся! У нас с тобой точно все получится! Мы вместе!
А во время родов еще и успокаивала пришедших на практику родовспоможения студентов:
– Да вы не пугайтесь, подходите ближе. А вы там, паренек в очках, что стесняетесь? Идите сюда, а то все пропустите!
– Да ему не надо, – смеялся мой врач. – Он и так уже профессор. Вот – своих студентов к нам привел.
Дурацкое бездеятельное «замри» выползло ко мне накануне Восьмого марта, когда у трехнедельной Дарины начались сильные колики и приехавший по вызову врач для подстраховки отправил нас в инфекционное отделение больницы. Хоть и отговаривала меня тихим голосом пожилая медсестра, которая прибыла с доктором, я испугалась и позволила им сдать нас в больницу. Но уже там я расхрабрилась и не допустила того, чтобы малышка осталась в отделении без меня. Свободных мест для матерей не было, и Дарина в свои двадцать дней от роду валялась бы на больничной койке одна, если бы я не взбунтовалась. Дежурный врач покрутил пальцем у виска, но разрешил мне остаться и ночевать на кушетке в коридоре возле общего туалета. Без одеяла, без подушки, в одном тонком халатике, я от холода так жалась к чугунной батарее, что на руке еще долго виднелся ожог от ее горячего ребра.
Никакой конкретной инфекции у Дарины не нашли, однако курс антибиотиков успели проколоть. Домой мы уехали через десять дней, под мою личную ответственность.
Третья история случилась летом следующего года, когда мы гостили у моих родителей. Во дворе важно выхаживали куры, и полуторагодовалая Дарина тоже вышла погулять. Стоя на крыльце и щурясь от утреннего ласкового солнышка, я с улыбкой наблюдала, как дочка изумленно разглядывала какую-то мошку на сорванном листочке клевера. Вдруг в мой желудок будто вывалили ведерко льда: к малышке бочком-бочком по двору двигался наш петух. Он, как говорится,