Я выучила много странных поз: «голубя», «верблюда», «собаки», на мой взгляд, не имевших ничего общего с указанными животными.
Когда, лежа на животе, мы поднимали ноги максимально высоко, стараясь достать до головы, я с удивлением увидела свою ногу у себя перед глазами.
Гер Уланд был мной доволен. Вернее, моей гибкостью. Меня хвалили, но при чем тут я? Это данные от природы. Дома мне и в голову не приходило так непристойно задирать ноги или вставать на мостик.
К моему огорчению, бредовая идея Бертиль о моей несчастной любви обошла всех. Многие радовались, что я, горюя о своем женихе, не стану вступать в битву по завлечению прекрасных геров Норриса и Сельмунда. За гера Уланда тоже развернулись нешуточные баталии. Ведь все трое были неженаты! Поскольку я в них не участвовала, значит, что? Скорблю о своем женихе. Я не спорила, меня все устраивало – никто не станет приставать и мое рвение на занятиях, опять же, оправдано в глазах окружающих. Почему-то стараться ради себя не так достойно уважения. А вот не жалеть себя ради мужика – да-а!
Я жадно хватала знания. Оказывается, если ночью спать и полноценно регулярно питаться, то голова варит не в пример лучше, и с памятью стало все нормально. Лекции я перечитывала вечером и на следующее утро, и каждую могла воспроизвести практически дословно. Более того, хорошее питание и тренировки изменили мое тело. Расправились плечи, появились приятные выпуклости, ребра скрылись под слоем клетчатки, прибавилось сил. У меня оказалось не треугольное лицо с торчащими скулами и выпирающим подбородком, а правильно овальное, с нежным румянцем и ровным носиком, появившемся на месте крючковатого носа с горбинкой3. Глаза больше размером не стали и не изменили цвет, но теперь я видела не замученное существо, а вполне миловидную девушку, уверенную в себе. Волосы стали гуще, на свету стал заметен легкий золотистый отблеск, сказалась капля эльфийской крови.
Нет, я не скучала по дому. Я радовалась каждый день, что я не со своей семьей. Они просто заморили бы меня и похоронили без слез и рыданий. Ким и Брюн достаточно подросли, чтоб взять на себя заботы о Дине, Тиме и новом ребенке, который уже должен был появиться на свет. Мне было столько же, когда я стала их нянькой. Пусть теперь они отдуваются.
Я тревожилась только о Гвеле, как он справляется с этой сворой? Но утешала себя, что он мальчик, ему проще, можно уходить на подработку на весь день и не заниматься изнуряющей домашней работой, которой никогда не бывает конца.
Через два месяца нас покинула лея Лидия.
Гневно отодвинув миску с похлебкой (рыбной, с картошкой и перловкой, очень наваристой), заявила, что больше есть этого не может! Что она вся в синяках, что у нее болят все кости, она не высыпается, исхудала от гадостной пищи, потеряла всякий лоск, загорела, как простолюдинка, на ее ногти и волосы страшно смотреть! И нуждается в будуаре,