Ну, кто там провозгласил, что лишь благодаря узам любви наша жизнь перестает быть кратким эпизодом и обретает смысл вечности?
Это все от слабости, это от бессилия, это от невозможности захотеть вдруг и сделать это!
Я вчера влюбился – бред, вранье, сказка про аленький цветочек, начатая с конца!
Я мало молитв помню, но почему-то все время повторяю слова из колыбельной, которую моя давно забывшая все на свете жена сочинила сыну:
– Мальчик мой! Не теряйся в ночи!
Таня! Танечка! Танюша! Ты рассеяна по белу свету! Я не разменивал тебя, не тратил по мелочам! Я не разносил твои запахи по безумным своим походам, не развеивал медные волосы по шалым ветрам. Я просто увидел тебя, но не нашел. У меня было мало времени и оказалось его так много!
И кто-то вероломный поместил тебя во все, из чего создан этот мир!
Я иду по Москве – в новой куртке, свободный и счастливый. Мы неделю не виделись с Иваном Павловичем (я попросту не выдержал, сбежал от него), однако он каким-то фантастическим образом отыскал меня. И вот я отправляюсь по указанному адресу.
– Эй, дядька!
Меня окликает человек как минимум вдвое старше меня. Видок еще тот, не иначе только что с гор спустился. У нас дома их много – соседи. Республика у них теперь. Своя.
– Алтаец, что ли?
– О! Как узнала?
И он взялся оглядывать себя, будто табличку искал, где написано, кто он такой есть. Со смеху помереть! Малахай с лисьими лапами, какое-то подобие стеганого халата, мягкие сапоги с галошами. Вообще-то можно еще с казахом спутать. Кто не разбирается толком.
– Мне, дядька, больница нада…
– Так их тут немерено.
– Мне особо нада, вот.
Он протянул бумажку с несколькими строчками, среди которых я разобрал слово «Бурденко».
– Ясно. Тебе лучше всего к постовому подойти, так-то никто не скажет, тут все или приезжие (вроде нас с тобой), или гордые старожилы. Понял?
– Понял.
– А что ж ты в такую даль приехал, у вас там шаманы, говорят, лучше всяких докторов лечат. Чего к шаману не пошел?
– Это которые экстрасенсы, что ли?
– Тьфу ты! – махнул я рукой, утверждаясь в мысли, что уголков с нормальной человеческой жизнью уже не осталось нигде. – А мы все равно рванем в Шамбалу! Точно, горный орел?
Иван Павлович насовал мне денег в карманы на билеты до дома. На первый случай, до зарплаты.
– А я бы все равно рассказал ему, кто ты есть на самом деле: с друзьями нельзя иначе.
Это, понятно, о моей бывшей и ее нынешнем.
– Странная у вас тут дружба… А во-вторых, не я этот цирк затевал. Ладно, проехали! Как там моя землячка, встречаетесь?
– Галина-то? Это отдельное собрание изящной словесности. Я ее прописал у людей в Крылатском, нормально