– Слишком поздно, – заключил Эшер.
Я огляделась, но никто вроде бы не обращал на нас внимания. Когда я уже собралась пойти дальше, голос Эшера заставил меня притормозить.
– Я даже не заслужил простого «спасибо»?
– Спасибо за что? За то, что ударил надравшегося вусмерть мужика?
– Напомню, что он меня оскорбил, – начал оправдываться Эшер. – И потом, я же дал тебе слово, что с тобой ничего не случится, когда я рядом.
Закрыв глаза, я поспешно придавила чувства, которые всплыли, когда он произнес то же, что и год назад. Эшер держал слово.
Однако я не утратила самообладания и только повела бровью. Интересно, когда тот успел его оскорбить?
Он ответил на мой незаданный вопрос:
– Он назвал меня братюней. Братюней.
Я безнадежно вздохнула. Я уже почти забыла про его километровое самомнение.
Не говоря ни слова, я покинула место происшествия, давая понять, что больше он меня не волнует. Хотя сердце колотилось как бешеное, и я молилась про себя, чтобы он не двинул за мной. Я боялась, что не удержусь и выложу ему начистоту все накопившееся, потому что каждая новая стычка давалась мне труднее предыдущей.
Я направилась к пиццерии в нашем квартале, где мы с Киарой обычно перекусывали. Стоя в очереди, я маялась. Не терпелось вернуться домой, в самое безопасное место, с хорошей пиццей. Когда дело было сделано, я возгордилась собой. Это был, наверное, шестой раз, когда я выходила одна куда-то, кроме супермаркета.
Минут черед десять я наконец оказалась перед зданием, которое вот уже год называла «своим домом». Зашла в тот же лифт, который утром оказался моей тюрьмой. Сейчас я была одна и невольно вернулась к мыслям о нем, его насмешливой улыбке и самоуверенности, которая, как и прежде, раздражала меня до крайности.
Я открыла ключом дверь, зашла внутрь и заперла ее за собой.
– Сколько можно тебя ждать! – раздался хриплый голос.
От удивления картонка с пиццей выскользнула из рук. Я схватилась за сердце и повернулась.
Срань господня, что он здесь делает? Я что, оставила дверь открытой?
От этой мысли меня заколотило. Я никогда не забывала запереть дверь. О господи.
– К-как ты вошел? – в полной растерянности спросила я.
Гордый собой, Эшер крутанул на пальце связку ключей, и я чуть не подавилась. У него были ключи от моей квартиры.
– На случай, если ты не в курсе: эта квартира тоже принадлежит мне, – сообщил он.
Я начала свирепеть. Он считает себя вправе влезать в мою жизнь, а теперь еще и в мою квартиру.
Я подобрала пиццу, к счастью пережившую падение, и поставила ее на кухонный остров. Затем вернулась к входной двери:
– Убирайся.
– Сначала поговорю с тобой.
Он неторопливо спустился по ступенькам и уселся на белый диван с сигаретой в зубах. Небольшой крестик, висящий у него на шее, напомнил нашу поездку в Лондон, и горло у меня сжалось.
– Я не хочу с тобой разговаривать, – ответила я, посылая убийственный взгляд.
Он