– Что, думаешь, везут? – спросил друга Цыган, который, по причине более высокого роста, привстав на носки, уже успел рассмотреть на повозках силуэты перевозимых предметов, укрытых брезентом. – «Максимы» везут. Точно тебе говорю.
– А ты откуда знаешь? Там не видно ничего, все укрыто, – с обидой ответил Витя, понимая, что ему не удалось увидеть то, что уже успел рассмотреть его более шустрый товарищ.
– Да укрыто так, что понять можно! – заулыбался Цыган. – Сам посмотри. Вон ствол пулемета угадывается, а рядом – щиток от него. Сняли и положили. Видишь?
– Ага, – с тихой радостью ответил мальчишка.
– А вон и командир их идет, – мальчик рукой указал в хвост колонны, снова удивляя Витю своей прозорливостью.
Он повернул голову в указанном направлении, отыскивая взглядом того самого, кого Цыган назвал командиром. Спустя секунду ему удалось заметить высокого человека в шинели, на петлицах которой виднелись по четыре треугольника.
– Старшина! Как папка мой! – радостно и громко сказал мальчик, пытаясь привлечь к себе внимание окружающих.
Толпа совсем маленьких ребят быстро образовалась в хвосте колонны, маршируя следом за солдатами и вызывая этим самым невольные улыбки горожан. Радостные мальчишки с искренне счастливыми улыбками на лицах неуклюже и по-детски демонстрировали строевой шаг. Витя, Цыган и еще два их товарища примкнули к идущим за солдатами детям. Они, довольные собой, с силой ударяли каблуками ботинок в дорожное покрытие, пытаясь быть максимально похожими на уходящих на фронт бойцов.
Пройдя не более ста метров, ребята быстро устали и направились домой, следуя мимо садов местных жителей.
…Витя вздрогнул во сне и проснулся от плача своей семимесячной сестренки Тамары. Возле ее кроватки уже стояла мама, еще не ложившаяся в столь поздний час, когда за окном было уже совсем темно. Едва ей удалось успокоить ребенка, как захныкала спавшая на одной с братом кровати трехлетняя Валя. К ней тут же поспешила мать. Она нежно поцеловала дочку и снова вернулась за стол, где ее ждала свекровь.
Увидев в проеме немного раздвинутых занавесок, отделявших кровать от горницы, сидевших за столом родных ему женщин, Витя растерял остатки своего сна. Он лежал с открытыми глазами и наблюдал за матерью, которая штопала его порванную курточку и специально оставила занавески в таком положении, чтобы видеть спящих детей.
Витя смотрел на исхудавшую за последнее время маму. До войны