Охота как мироощущение. Владимир Робский

с наслаждением послушал этот звук, а потом пояснил: «Это утка собралась со всей округи на самой большой полынье и машет на воде крыльями, не давая полынье замерзнуть. Туда-то мы и плывем… или идем, ну, в общем, двигаемся». Кроме пройденных двух нам пришлось преодолеть еще три промоины. И вот впереди показалось большое плёсо открытой воды с разбросанными островками камыша. С него начала подниматься птица: утки, гуси, чирки, что-то еще. На километры вокруг лиман был скован льдом, и дичь собиралась на таких полыньях большими стаями. Шум крыльев и гогот заглушили наши голоса, темные тела и крылья затмили сереющее небо – я никогда в жизни, ни до, ни после, не видел такого количества дичи.

      Под шум крыльев и гоготанье птицы мы сползли со льда в воду, выбрали место, высадили двух крякух, затолкали «титаник» в камыш и наспех, как могли, замаскировались: руки чесались схватиться за ружье. Селезня Савельич высадил в воду за куст, чтобы его не видели подсадные утки. Эта была специальная методика: селезень что-то сипло проговаривал, утки, услышав его, но не видя, начинали звать, разрывая морозный воздух искренним призывным кряканьем, на которое слетались доверчивые сородичи.

      Наконец-то мы собрали ружья и зарядились. Куда они делись, трудности и переживания – все стер острый охотничий азарт! Это было какое-то пернатое Эльдорадо! Дичь, разлетевшаяся от нашего появления, стала возвращаться целыми стаями, закруживать над темнеющим среди белого льда плесом и заходить на бреющем полете на воду. Налеты были просто фантастические, со всех сторон, под разными углами, с ласкающим слух шуршанием перьев о воздух, покачиванием с крыла на крыло.

      Первые наши выстрелы были торопливыми, неприцельными и почти безрезультатными, но минут через десять мы поняли, что налеты не прекратятся и времени у нас достаточно. Стали выбирать, отслеживать и выбивать уже конкретных особей, а не просто палить в стаю. Прошел час, и наш азарт слегка поутих, стала видна красота освещаемого восходящим утренним солнцем зимнего лимана.

      – Я думаю, нужно позавтракать, – сделал Савельич первое за последние сутки предложение, против которого мне нечего было возразить. Только сейчас я понял, что сильно проголодался: мы здорово выложились в пути, к тому же еще нужно будет выбираться обратно.

      Питание на охоте – это не просто еда, это ритуал, который важен и интересен так же, как все остальное. Во время выслеживания дичи происходит общение с природой во всех ее завораживающе-интригующих ипостасях: красота пейзажа, необычность растительности, неисчерпаемо удивительное поведение животных и птиц. Во время добычи дичи происходит общение со своим внутренним древним, потаенным «Я», которому нет места в современном цивилизованном мире, и оно томится, запертое в серых стенах приличий и правил, а на охоте жадно впитывает опасности и агрессию, чтобы, насытившись ими, опять спрятаться под пиджаком и галстуком. А во время застолья происходят два очень важных душевно-духовных процесса, без которых хорошая охота просто не