Там совсем еще юный Федя и познакомился с начальником своего отца. Вечером одного осеннего дня они неслись на машине через усыпанный пылью город, вскоре подъехав к гигантскому рынку. Он был крытым и напоминал панцирь, оставшийся после исполинской черепахи, куда забрались мелкие людишки и стали возводить жалкие халупы, сражаясь за самые злачные места. Фёдор должен был впервые увидеть босса, на которого работает уже несколько месяцев.
Плывя по рекам грязи под ногами, словно по каналам гнилой Венеции, мы добрались до самого центра «черепашьего панциря», где и обустроился начальник. Федя без интереса шёл мимо прилавков, наполненных разношёрстным барахлом, которое, тем не менее, охотно раскупал не особо богатый люд. На входе в офис их встретила охрана, но увидев старшего Промченко, громилы опустили головы и разошлись, пропуская вперёд. Отец и сын вошли внутрь.
Офис. Самый обыкновенный офис, который можно было представить внутри небоскрёба, но не среди рек грязи внутри крытого города полезных и не очень товаров. Пара столов, на которых восседали гигантские принтеры, несколько телефонов, стоек с кулерами и окон, закрытых жалюзи, но не имевшими никакой практической значимости – они в любом случае вели в стены соседних торговых точек.
Пройдя вперёд, они наткнулись на ширму, за которой в поте лица работал босс – лысеющий мужчина лет тридцати пяти, явно склонный к полноте, но еще сохранивший некое подобие фигуры. Старший Промченко подошёл к его рабочему столу и застыл в стойке, будто солдат отдающий честь командиру.
– Виктор Робертович? – сказал он уверенно, после чего босс устало поднял голову и вперил усталый взгляд.
– Максим, садись, в ногах правды нет, – Федю удивила та фамильярность при разговоре босса с отцом, который явно был того старше. Максим же, не обратив на это внимания, сел и указал сыну на место рядом.
– Что за шкет? – Федю бросило в холодный пот от голоса Саволова, а отец рядом слегка дёрнулся.
– Это мой сын, работает вместе со мной. Помните, я вам говорил? – Виктор Робертович одарил Промченко очередным холодным взглядом, пробежался по нему глазами и, явно не оставшись впечатлённым, сказал.
– Убери. Наедине поговорим, – Федя заметил, как сжались кулаки отца под столом, поэтому он положил ему руку на плечо, с улыбкой кивнул и вышел прочь, оставив «взрослых» на попечение самих себя.
В тот день они «работали» до самого утра. Чуть позже старший Промченко назвал этот день боевым крещением для своего сына, ведь тот впервые избил человека до полусмерти, выбивая деньги для Саволова. Отец и гогочущая толпа громил стояла вокруг парня и его жертвы. Федя, покрытый ссадинами и порезами, восседал на поверженном