– Сбежать не удалось… жаль. Сейчас они попрощаются с королем и пойдут к залу телепортаций.
– Вот черт! – вырвалось у меня.
– Вы что-то сказали? – это уже Арий проявил внимание.
– Нет, ничего. – Я усиленно захлопала ресничками, словно пыталась взлететь. Знаю, что выглядела при этом дура-дурой, зато к таким меньше вопросов. Главное, потом не забыть выйти из созданного образа.
Меж тем вереница из оженившихся посланцев потянулась к трону: прощаться с Нериусом Седьмым, не иначе. Поклоны и реверансы, сдержанные кивки правителя, и пары устремляются к выходу из зала. Тут не сбежишь, да и попытка упасть в обморок, полагаю, успеха не возымеет. Дракону ничего не стоит, поудобнее перехватив меня, бесчувственную, доволочь до трона, «поклонить» и отбуксировать в зал телепортаций. Судя по его решительному профилю, выкини я финт в стиле «мне дурно», именно так все и будет.
Даже таракан, подтверждая мои мысли, тихо произнес:
– Даже не думай дергаться – бесполезно. Будем думать, как выкручиваться, по обстоятельствам, а пока просто изобрази приличную девушку.
«Почему именно «изобрази»? А сама я, значит, не приличная?» – так и захотелось ответить таракану, но поздно. Мы добрались уже до трона. Присела в реверансе (на этот раз он получился гораздо лучше – вот что значит практика), а затем, после одобрительного королевского кивка, выпрямилась. Вот и вся аудиенция. Засим, по примеру других «счастливых» молодых жен, положив руку супругу на согнутый локоть, я поплыла к выходу.
Стоя в зале телепортаций, покидала дворец, утешая себя лишь одной мыслью: «Несмотря ни на что, я жива – а это главное».
То ли Арий был галантным драконом, то ли просто опасался, что я дам задний ход, если он пройдет через рамку телепортации первым, но, так или иначе, его короткое: «Прошу» проигнорировать было сложно. Я зажмурилась, как перед прыжком, и сделала шаг в неизведанное. В этот раз не жгло, лишь приятно щекотало, что не могло не радовать.
Комната, где я оказалась после перемещения, была небольшой, сумрачной и типично холостяцкой. Не знаю уж, как выглядят покои английской знати, но здесь присутствовали небрежно брошенный на выгнутую спинку стула камзол, бумаги, в беспорядке лежащие на секретере, портрет миловидной юной особы, стоящий на столе. Ни ваз с цветами, ни вычурной лепнины и витиеватых канделябров, да даже кружевных салфеток – ничего, что бы говорило о женской руке. Простота и аскетизм – вот наиболее точные эпитеты для этой комнаты. Я, погруженная