Обычно на уроках, когда нельзя было балагурить с друзьями, она при первой возможности доставала зеркало или телефон и погружалась в созерцание себя, не забывая при этом улыбаться своему обожателю Алексу. Его, конечно, звали Александром, но вековая привычка русских к западнофильству проявлялась и в их эпоху отката.
– Ты должна попытаться выучить хоть что-то, – укоряющее произнесла Марго, косясь на красящуюся Виту. – Вам же обеим ЕГЭ сдавать.
При этих словах девочки издали звук, похожий на длинное «О». Ника потрясла губами.
– Рит, ты меня просто поражаешь, – заключила она, стараясь перекричать рев класса.
На уроках, если учитель не выдерживал и сбегал от них, одиннадцатый «А» шумел так, что иногда приходили с нижних этажей и грозили обратиться к директору, если шквал рева и топанья не прекратится.
– Если бы училки нормально вели себя, я бы, может, и выучила что-нибудь, но… Они так неинтересно объясняют! Это ж кошмар – историк поддат и заставляет нас самих читать параграфы. А он тогда на что? Читать эту хрень я и без него могу. Я-то не учусь из принципа, а другим вообще по фигу. Если бы у нас был хоть один нормальный препод! Да хрен там плавал с тех пор, как ушла Ирина Павловна!
– Мне тоже теперь не нравится литература! – растягивая слова, вскрикнула Вита.
– Это просто твои отговорки, – неуверенно ответила Марго.
– Да брось, – разочарованно – обиженно продолжила Ника, – мои предки так вопят об учебе, что у меня эта учеба идет обратно. Хотя сами не ангелы, а учились хуже меня. Они не хотят понять, что я могу и хочу поступать неправильно! Я живой человек, а не исполнительная кукла! В жизни обычно троечники рулят. Все зависит от способности мыслить и усваивать информацию…
– Я давно поняла, что ты не учишься из духа противоречия.
– Да! – обрадовалась Ника. – Школа прессингует нас, предки прессингуют, как тут вырасти нормально? Учителя бесят, все орут, никто не слушает, не понимает… Вот как ты делаешь все так, как хотят родаки? Не хочется тебе иногда послать их?
– Я привыкла, – без скрытой горечи и желания подражательства ответила Марго. – Это труд, но меня хвалят, мной гордятся. Это приятно.
– А я не хочу, чтобы мной гордились, – уверенно сказала Ника.
В этот момент Марго пригнула ее голову к парте. Над ними пролетел растрепанный веник и, ударившись о стену, упал на горшок с цветами.
– Шухер! – заорал дозорный, стоящий у двери. – Училка!
Те, кто до этого носился по классу, безумно хохоча, испуганно, но не молниеносно, чтобы не потерять величие в глазах сообщества, расселись по местам.
– Так, – угрожающе зафыркала Римма Эдуардовна, не успев даже осмотреться, но сразу девятым чувством уловив неладное.
В таких экстренных случаях полагалось напустить на себя грозный вид, сдвинуть брови, как Иван Васильевич, и пригрозить расправой классного руководителя или директора.
– Что