– Ну и что ему было нужно? – недовольно спросила она же сзади.
– Говорил про исходники, – Ответил Калман и вновь осмотрел конвейер. – Что будем делать, когда он встанет?
– Чинить, что еще?
– Это уже невозможно. Только глянь на него.
– Что-нибудь придумаем, – ответила Алма и, похлопав его по плечу, пошла в обход противоположной стороны производственной линии.
В конце смены Калман вновь направился к начальнику и в очередной раз постарался максимально ясно донести до него назревающую проблему, однако, как и в сто раз до этого, получил короткий ответ: «Я всё понимаю, но сделать ничего не могу». Пришлось плестись домой и надеяться, что уже там сам собой составится план, как действовать дальше.
Так называемый дом обозначить этим словом было сложно, ему больше подходило «старое дощатое строение с трещинами по всему внешнему и внутреннему периметру», где Калман по какой-то причине жил. Однако, несмотря на всю убогость, ветхость и дыры в стенах толщиной в палец, это место он искреннее любил, потому как вырос в нем и там жила мама. Она же и встретила его на пороге.
– Милый! – мать привычно улыбнулась грустной улыбкой и поправила фартук. – Совсем поздно сегодня, да? А у нас опять воду отключили, и электричества не было полдня. Но я всё равно смогла испечь тебе пирожков, правда, не из белой муки, на нее денег не хватило, и сахара тоже достать не удалось, но я смогла раздобыть ведро относительно хорошей картошки, она почти не червивая. Вместо дрожжей, как всегда, пиво. А еще, представляешь? У меня получилось купить тех куриных потрохов, про которые я недавно рассказывала, а потом нарвать щавеля тут неподалёку и наварить супа.
– Ты у меня большая молодец, – с улыбкой ответил Калман.
Его всегда удивляло, как у его матери получается делать лучшее из ничего. Поцеловав ее в макушку, Калман пошел умываться. Вода была, как всегда, только та, что мама заранее набрала в габаритные емкости, и потому вся процедура прошла очень быстро. Закончив, он осмотрел себя в пожелтевшем зеркале и усмехнулся. Его внешность с недавних пор отлично вписывалась в эти выкрашенные в непонятный цвет прямо по бетону обшарпанные стены ванны, полуразбитый кафель на полу и металлическую раковину. Уже как год он был со всем этим вполне гармоничен.
– Родной? – окликнула его из-за двери мама. – Покушаешь сначала пирожков, ладно? Плитка плохо разогревается, напряжения, видимо, нет.
– Конечно, мам! – ответил Калман и начал одеваться.
Закончив, вышел в коридор и прошел на кухню. Уже там уселся за стол и взял почти холодный пирожок из обложенного фольгой пакета. Мама всегда упаковывала их таким образом, видимо, стараясь сохранить тепло, но на деле выходило неважно.
– Сейчас я тебе чаю сделаю, – заботливо сообщила она, продолжая шаркать дырявыми тапками по выцветшему линолеуму. – Я сегодня, кстати, у соседа небольшую