– Дан, ты спишь? – тихо позвала она, неожиданно прервав свою молитву.
– Еще нет, – вздохнул Хэш и сел, безошибочно отыскав взглядом подругу.
– Я хочу спросить. Ты только не сердись, ладно? – она смущенно улыбнулась.
– Валяй, спрашивай, – вздохнул наемник.
– Ты, ведь, сейчас кого-то убил, да?
Хэш всмотрелся в девушку. Лицо ее было хмурым, серьезным и немного тревожным, но не было и намека на слезы или упрек. Наемник вздохнул и проворчал.
– Да. Только зачем тебе это?
– Я хотела помолиться за их души, – просто ответила девушка. – Они, ведь, тоже заблудшие и не ведают, что творят. Там, за чертой, им, наверное, нелегко придется.
– Ох, Эри, им уже все равно. Они мертвы.
– У Господа все живы, – убежденно сказала Эриана. – И они тоже. Впрочем, в чем-то ты, наверное, даже облегчил их участь на Великом Суде. Мученическая смерть смывает многие грехи.
Она умолкла, погрузившись снова в молитву. Завернувшись в плащ, Хэш принялся размышлять над ее словами, пока не уснул. Утром, он обнаружил, что Эри по прежнему стоит на коленях в углу сарая, перебирая губами молитвенные слова.
– Ты что всю ночь не спала? Эри, радость моя, я не собираюсь из-за тебя задерживаться!
– Прости, Даэнир, – она улыбнулась ему, бодрая и ничуть не сонная. – Я же говорила, что обузой не буду. Если надо идти, я готова.
– Сначала надо позавтракать, – сказал Хэш. – И не думай на этот раз отказываться!
Он сам разложил еду, достал из сумки хлеб и сыр и принялся резать их на аккуратные ломтики. Эриана нахмурилась и тихо попросила.
– Дан, ты не мог бы воспользоваться другим ножом? Я не смогу есть если пищи коснулся этот. Он в крови. Ты им людей убиваешь.
– Откуда ты знаешь, что этим? – удивился Хэш, внимательно осматривая нож. – Он же чистый.
– Он в крови. Ты ее смыл, но духовный след все равно остался.
– Ладно, – убрав пыточный нож, Хэш достал из сумки другой и протянул его Эриане. – Этот подойдет?
Девушка протянула руку, коснувшись оружия, и улыбнувшись, кивнула.
– Да. Этот годится. Даэнир, не сердись, что я так привередничаю, но я по-другому не могу. Убийство это грех. Страшный и тяжкий грех, который ничто не может оправдать.
– Я не сержусь, – проворчал Хэш, нарезая в отдельную кучку остатки сыра и хлеба. – На тебя вообще невозможно сердиться. Давай, ешь и нам пора отправляться. Да, и вот еще… – он достал из сумки свою сменную одежду и протянул её Эри. – Переоденься. Мне снова придётся уйти.
Он принялся за еду, и девушка на этот раз присоединилась к нему. Потом они собрали вещи и покинули сарай. Во дворе они столкнулись с хозяйкой дома. Женщина была бледна, а на щеках застыли две мокрые дорожки. Эриана тихо вздохнула и спросила.
– Дан,