Именно после этого случая мы с Андреем стали образцовой семьей в нашем ведомстве.
«Не важно, что произошло, важно, как ты из этого вывернулся», – всегда говорил наш преподаватель корпоративной этики.
Захожу в ресторан с твердым намерением заказать себе рюмочку сакэ.
Эту зовут …, не знаю. Впрочем, зачем мне её имя. Вон она, идет, ищет меня глазами, изображает победительницу. Эта – психолог, сейчас продемонстрирует мастерство владения собой и искусство подсознательного влияния на контрагента. Будет бороться со мной как профессионал, ну что же, давай.
Андрей точно описал её, мой муж – мастер слова. Он вообще молодец, он умён, а это, по существу, главное в мужчинах. Андрей – эстет, он любит красивое, это редкость, на самом деле, в мужчинах. Я усмехаюсь: за его любовниц никогда не было стыдно. Ладно, послушаем эту.
– Анастасия? – она начала с изображения независимости.
– Анастасия Андреевна, – терпеливо, как преподаватель, уточняю я.
– Ах, да, конечно, извините, – теперь изображает учтивость.
Наклоном головы принимаю извинения. Молчу. Держу паузу. Чем больше артист, тем больше пауза.
– Илона, – протягивает руку.
Я киваю и только:
– Андрей Ильич передал мне вашу просьбу о встрече.
Она не ожидала такого поворота, Андрей, и я точно это знаю, сказал ей ровно обратное; и, не давая ей возразить:
– Я вас внимательно слушаю, – не знаю, почему я вдруг стала нашим солидным Юрием Ивановичем, тщательно исследующим возникшую в отделе проблему. Я объективна, я независима, я справедлива.
Она полностью дезориентирована. Я только не сказала ей «деточка» голосом Фаины Раневской. Чего угодно она ожидала, только не этого. Признаться, и для меня это новое в моем репертуаре.
Да она и не деточка, ей бы уже пора быть замужем. Ага, именно об этом она и заводит свою тщательно спланированную речь. Говорит она ритмично, повышая, понижая голос, используя и мимику, и жестикуляцию, где надо помогая и телом, достаточно, кстати, крупным, новая мода?
Грудь выглядит искусственной, слишком круглая, о, да и четкие белые линии под нижним краем густо накрашенных ресниц выдают подтяжку века, а она ещё молода, рано начала, детка, плохо кончишь. Я стараюсь не терять нить её монолога, где надо серьезно киваю, она убеждает меня, что наш брак давно фикция, и пора бы мне включить совесть и уступить такого гарного кобеля другим для улучшения демографической ситуации в стране, например, ей. Это в двух словах, её речь достаточно пространна и изобилует психологическими терминами. Я ловлю себя на том, что совсем не ревную и не злюсь, будто лично ко мне ситуация не имеет никакого отношения. Я защищаю Андрея, как защищала бы сына или брата. Мне надоедает её слушать:
– Я вас поняла. Ваша проблема в том, что Андрей Ильич не снимает