Вдруг из бадстовы послышался шум: сначала ругань, а потом звуки начавшейся драки. Кто-то прорычал:
– Убирайся к чертям собачим!
Ему ответили:
– Ты, вор проклятый, украл целого кита!
Кто-то кричал в смятении:
– Господи Иисусе, за что мне их оттаскивать? Волосы-то у них уже выпали!
– Теперь я точно пойду по миру, – слышался визгливый голос, злой и в то же время хныкающий.
При этих словах в гостиную вошел Бьёдн из Боргархёбна, который немного был навеселе, но сохранял той ночью над собой контроль. Он сказал:
– Дорогуши, люди начали в доме применять кулаки. Точно-точно. Они сцепились и очень злы, да, крайне злы. Они уже порвали куртку Эйольвюра на мелкие кусочки. Совсем на мелкие кусочки. Невыносимо на них смотреть. Это позор, да, позор для нашего края. Нужно разнять этих буянов!
Старый Стейдн засмеялся, трясясь всем телом, а потом запел «Темноту свет отпускает на свободу».
Тоураринн сказал:
– Проследите за ним, чтобы он не ввязался в драку!
– По-помолчи-ка ты, до-дорогуша!
– Да дайте им вырвать волосы друг у друга, этим безумцам, и, думаю, с курткой Эйольвюра большого урона не случилось, – сказал дед Бенедихт.
В этот момент со скамьи невесты вскочил Тоураринн и стремглав рванул из гостиной по дорожке, затем влетел в дом и ринулся в самую кучу, раскидав драчунов в разные стороны, после чего ударил кулаком о кулак и сказал, что убьет дерущихся, если они не прекратят свою проклятую потасовку. На этом воцарилось молчание, разве что послышался один выклик:
– Господи Иисусе, меня всего переломали! Я умер!
Эйольвюр в порванной куртке, не торопясь, вышел наружу и тихо проворчал:
– Не могли не случиться неприятности, когда тут вывесили флаг французской революции. Я увидел еще вчера: что-то было нечисто вокруг этого чертова флагштока[25].
Из-за горы Стейнафьядль поднялось солнце, и пики, гребни и склоны вышли, сияя, из ночных сумерек, тогда как над лощинами и ущельями висели черные тени. Это было необычное зрелище. Гора выглядела как сплошная ткань. Спустя некоторое время весь горный склон уже был освещен солнечным светом. На луг прилетели ржанки, которые, проскакав небольшое расстояние, чирикали «мило! мило!», а потом останавливались, чтобы получше рассмотреть окружающий мир – а он после свадьбы выглядел иначе, чем накануне.