Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I. Группа авторов

письме от 5 декабря Извольский, однако, объясняет Сазонову, что «новая точка зрения Франции» остается в силе. «Г. Пуанкаре твердо держится усвоенного им направления. Если casus foederis наступит, согласно существующей франко-русской военной конвенции, в тот момент, когда обрисуется военное вмешательство Германии», то «до этого момента со стороны Франции нам будет оказана самая деятельная и энергическая дипломатическая поддержка, при чем, однако, не исключается возможность каких-либо не чисто дипломатических действий, вроде военных и морских демонстраций и т. п.». Пуанкаре через Извольского выражает сожаление, что Сазонов медлит выяснением вопроса, каким образом Россия и Франция могли бы реагировать на возможное активное выступление Австрии на Балканах. Главная цель этого письма Извольского – побудить всеми средствами Сазонова к полному слиянию дипломатической работы петербургской с парижской; между прочим, он указывает на то, что общественное мнение Франции, по признанию самого Пуанкаре, «profondement pacifique», что влиятельная группа (Комба) в партии, поддерживающей кабинет Пуанкаре, требует «мира во что бы то ни стало» и что Комб и товарищи громко проповедуют, что в решительную минуту война или мир будут зависеть не от правительства, а от них. Извольский же убежден, что «решение будет принято стоящими во главе кабинета тремя сильными личностями: Пуанкаре, Милльераном и Делькассе, и наше счастье, что мы будем иметь дело именно с этими личностями».

      Трудность положения Пуанкаре обусловливалась оппозицией не только Комба и Клемансо, но и Жореса и Всеобщей конфедерации труда. Последняя назначила на 16 декабря всеобщую забастовку протеста против войны. Забастовка, однако, не удалась, и Пуанкаре с Извольским основательно решили, что этот неуспех «еще раз показал, что антимилитаристы (в решительный момент) не будут иметь никакого успеха». Значение этого неуспеха можно оценить из того, что произошло на следующий день.

      Во-первых, произошел замечательный разговор французского военного министра Милльерана с русским военным агентом, полковником графом Игнатьевым. Запись графа Игнатьева представляет его в следующем виде:

      Милльеран: Какова же, по вашему мнению, полковник, цель австрийской мобилизации?

      Игнатьев: Трудно предрешить этот вопрос, но несомненно, что австрийские приготовления против России носят пока оборонительный характер.

      Милльеран: Хорошо, но оккупацию Сербии вы, следовательно, не считаете прямым для вас вызовом на войну?

      Игнатьев: На этот вопрос я не могу ответить, но знаю, что мы не желаем вызывать европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар.

      Милльеран: Следовательно, вам придется предоставить Сербию своей участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине: мы готовы, и необходимо учесть это. А не можете ли вы, по крайней мере, объяснить мне, что вообще думают в России о Балканах?

      Игнатьев: Славянский вопрос остается близким нашему сердцу, но история научила, конечно,