– Ты будешь замечательным драконом, – согласилась Эмили.
– Но тогда я растоплю лед и не смогу кататься на коньках.
– Правда.
– Думаю, я стану принцессой и исследователем. А по выходным, возможно, единорогом.
– Потрясающе! – Эмили улыбалась, собираясь поведать еще одну историю, но после целого дня игр в снегу Уиллоу почти заснула.
– Ты красивая, когда улыбаешься, – сказала девочка. – Хотя улыбаешься не часто.
– Знаю. Думаю, я родилась с серьезным лицом.
Уиллоу засмеялась:
– А кем будешь ты, Эм?
– Что значит – кем буду я?
– Когда вырастешь?
«Старой девой Викторианской эпохи».
– Мне двадцать шесть, и я уже довольно взрослая.
– Но не для единорогов.
Анна возилась на кухне. Эмили, выйдя из детской, осторожно прикрыла дверь и села на ступеньки, радуясь, что у друзей может выдохнуть.
Большинство фотографий на стенах у лестницы она сделала сама. Крестины Уиллоу. Ее первый день рождения. Крошечная фотография Джейкобсов и Дугласов. Снимок с праздника в соседней деревне. Рождественские каникулы на последнем курсе. Отец Анны – священник в приходе, мама – его верная жена.
В тот день Анна рассказала Эмили о беременности и ужасной реакции родителей. Вполне оправданно, как оказалось позже.
Эмили смотрела на отца, хрупкого, в инвалидном кресле, он улыбался на камеру, не понимая, что происходит. Мама умерла всего через месяц.
Анна вспомнила, что тогда изучала «Ричарда III». – Досадная зима.
Но бывает что-то и похуже досадной зимы. Например, почти привыкнуть к почти хорошей жизни.
В одинокой постели нет ничего хорошего. Как, впрочем, и в том, что тебе за двадцать, а жених целует тебя так, словно ты двоюродная бабушка. Эмили не волновало, что она точно не интересна Гордону, лишь жалела, что не поняла это с самого начала, пять лет назад, размышляя, что с ней не так. Черт, они могли бы стать честными друзьями, не притворяясь парой!
Ты осталась, потому что это тебя устраивало!
Нежелательная мысль всплыла сама собой. Эмили напряглась, столкнувшись с ней лицом к лицу. Обычно она сразу загоняла ее обратно, прячась от правды.
Она слыла болезненно застенчивым ребенком. Чрезмерно заботливые родители казались ей скорее благословением, чем проклятием. Не рисковать из-за страха их расстроить – чем не оправдание? Прекрасное оправдание. Хотя, если быть до конца честной, она не рисковала, потому что это пугало ее застенчивую натуру. Она все еще консервативно одевалась, сама подстригала волосы, не желая посещать салон, где на тебя постоянно кто-то смотрит.
Она проверила телефон. От сообщения Софии екнуло сердце. Та писала торопливо, мешая испанские и английские слова: «Переговоры о крупном контракте в Нью-Йорке. Лос-Херманос хотят изменить сайт. Permiso por maternidad[1] с понедельника, так что ты нужна уже завтра. Puedes?[2] София».
Завтра?!
Эмили