– О, первый вариант у тебя, – сказала Наташа, когда они были возле парты, где сидела Вера. – А я там сижу, – Наташа показала на своё место. – Второй вариант. Второй вариант, наверное, полегче, чем первый.
– Ну, вряд ли так уж и легче, – улыбнулась Вера.
– Ручки-карандаши-линейки не забыла?
– Всё есть.
В классе было шумно, перемена, никто не слышал, о чем тихо разговаривают эти две девчонки, хотя всё внимание было приковано к ним. Смирнова. Проблема здесь. Так мило болтает со Степановой. Улыбаются. Подружки что ли?
Вдруг Смирнова изменилась в лице, резко развернулась и направилась к последней парте. Где сидели пацаны, которые только что обозвали Веру Стёпкой. Вот и Проблема. Она принялась нагло рассматривать с ног до головы пацанов с последней парты. С крайне злой, уничтожающей улыбкой. И уже было ясно, что сейчас не стоит вопрос – придерётся она к ним или не придерётся. Сейчас вопрос – к чему она придерется, за что и как придется отвечать пацанам. То ли за прикид, то ли за слова. Вероятнее всего за слова… Плечи Смирновой едва заметно подергивались – правое чуть назад, а левое чуть в перед. Именно так разворачивают корпус, когда хотят ударить правой рукой. Неужели она будет их бить прямо в классе? «Но что такого мы сказали?» Страх в глазах у обоих парней был приличный и неподдельный.
Зазвенел звонок.
Смирнова, чуть помедлив, просто пошла на выход, по ходу кивнув Вере:
– Удачки.
После этого никто никогда не называл Веру Степашкой, Стёпкой или дядей Степой, как бывало раньше.
Проблема не сказала одноклассникам Веры ни слова. Но, оказалось, слова были и не нужны. Всё и так ясно. Лучше не трогать Степанову – ни словесно, ни вообще как-либо. А то ведь можно найти много неприятностей. Даже если это и не прям сломанный нос или выбитый зуб, то и просто, весёлого мало, когда с собственной рубашкой на голове тебя таскают по всему актовому залу, и ты штанами и собой вытираешь пол и собираешь всю пыль.
…
Было известно, что у Наташки Смирновой мать – учительница. Это оказывало приличное давление на неё. До сверхъестественного. Ругаться с учителями, пререкаться, говорить вызывающе с ними – для неё было табу. Казалось, Наташа Смирнова проецировала свое поведение на поведение хулиганов и других учеников, которым преподает её мама. На уровне мистики. Как будто прямо сейчас, в эту же минуту с её мамой точно также будет разговаривать и вести себя какой-то там непонятный несовершеннолетний, наглый тинейджер. Мысли о маме и её учениках не позволяли ей вообще хоть что-то – вне темы уроков и заданий – отвечать учителям.
В один день химица опаздывала на урок. Решили, что подождут пять минут, и если химица не появится, то всем классом уйдут с урока. Через пять минут все поднялись. А Смирнова осталась.
– Наташка, пойдем, ты чего?
– У меня мама учительница… – промямлила Смирнова и никуда не пошла.
И все остались. Опоздав на десять минут, химица провела урок, поставив две пятерки.