– Двенадцать транспортов выкинуло на берег, – доложил Прокопьев. – Еще… Да, все крупные суда целы, но три парохода и один линейный корабль стоят со сломанными мачтами.[3]
– Просигналь им, предложи нашу помощь, – я увидел ряды серых от дождя палаток на берегу. В каждой сейчас битком раненых, и раз уж у нас перемирие, то почему бы не…
– Ваше благородие! – возмутился Прокопьев. – Они же нас убивать пришли, а мы им помощь предлагать будем? Неправильно это.
– А мне кажется, наоборот, всегда полезно показать свою силу. А помощь в беде – это точно не слабость. Да и закончится война рано или поздно, настанет настоящий мир, и те, кого мы спасем, будут это помнить.
– Да не будут! – не согласился Прокопьев. – Вон мы сколько народов спасли от Наполеона, и что? Прошло полвека, и половина из них пришли нас воевать. А другая половина выжидает, но не из благородства, а из трусости. Хотят понять, точно ли нас задавят, не поднимемся ли мы снова.
– Я и говорю, благородство – это для сильных. Если ты слаб, тебе сядут на шею, если же силен…
– Что?
– Возможно, станут равняться, – задумался я. – Правда, те же Меншиков и Дубельт вот говорят, что я слишком молод и иногда мечтаю, чтобы мир стал лучше, чем он может быть.
– Значит, не подавать сигнал?
– Все равно подавай. Лучше мы потом пару лишних англичан и французов убьем на войне, чем сейчас бросим без помощи, пока у нас мир.
– А ведь правильно, – согласился Прокопьев и неожиданно процитировал строчки из евангелия от Матфея. – Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Мы же не столько им, сколько своей бессмертной душе помогаем?
Все для него разом стало просто и понятно. Я, правда, имел в виду совсем другое – иногда забываю, как в это время серьезно относятся к Библии и вере, но будем считать, что в итоге мы договорились. Правда, англичане все равно от нашей помощи отказались. Сначала игнорировали сообщения, потом, когда я снизился, все же просигналили «нет». Ну, это их выбор.
Я скомандовал разворот – ветер еще больше усилился, и держаться на границе моря и суши стало слишком рискованно.
Сегодня мы монтировали на гондолу «Севастополя» винт. Мы как раз вернулись с дежурства, когда меня перехватил Тотлебен, с нетерпением ждущий первого прогона. До этого у главного инженера по обороне города совсем не было свободного времени: пользуясь перемирием, он тратил каждую минуту, чтобы дорастить и усилить каждый погонный метр укреплений… Ни у него, ни у кого-либо в Севастополе не было иллюзий, что враг остановится без хотя бы еще одного решительного натиска.
Впрочем, нет… Даже при такой загрузке Эдуард Иванович выделял хотя бы пару минут в день и заходил на стройку первого из «Китов». Очень уж ему нравилось, как растет этот гигант.