Я делаю вид, что ничего не замечаю. Отодвигаю стул и сажусь за стол переговоров. Вроде как начальник. Открываю ежедневник и с готовностью послушной ученицы щелкаю шариковой ручкой.
– Записывай, – командует Матецкий, я всматриваюсь в белые незаполненные строчки, а сама боковым зрением пытаюсь понять, как я так жестоко могла ошибиться в этом мужчине.
Мне нравился его высокий рост, привлекательная внешность, и чувством юмора вроде тоже восхищалась в самом начале…
Сейчас четко осознаю, что благосостояние Тима стояло на самом последнем месте в моей таблице его положительных качеств.
Я даже его фамилию к себе примеряла – Владислава Матецкая. И один раз думала о том, какие у нас могут получиться совместные дети…
Стыдно так…
– Что писать?
– Прости меня, дорогой Тим. Я очень перед тобой виновата. Сделаю все, что прикажешь, только лишь бы загладить свою вину.
Я ведь поначалу даже успеваю написать «прости» и только потом осознаю, что творю и что этому козлу от меня требуется.
Я еще раз щелкаю ручкой и вообще ее кладу на стол, рядом с ежедневником.
– Ира, – кричит Тим своей секретарше, – закрой дверь в мой кабинет.
Девушка послушно выполняет требование директора, а я как в замедленной съемке фиксирую, что это закрывается не дверь, а словно решетка камеры.
Вздрагиваю при щелчке замка.
Потому что Матецкий не поленился встать и сделать это самостоятельно.
– Влад, чего сидим?
– Я не понимаю вас, Тимофей Антонович…
– Все ты понимаешь, просто дурой прикидываешься. Значит, Ржевскому перепало, а меня обломала? Так не пойдет.
Я с жалостью смотрю на закрытую дверь и понимаю, что без работы я теперь точно останусь, потому что Матецкий просто так не выпустит меня отсюда по доброй воле.
Я же так надеялась, что меня сегодня рассчитают. Где-то глубоко в душе верила, что все судьбоносные решения уже приняты сами собой. И что мне остается их только принять и свыкнуться.
Мягкотелая дурында! Сама ведь могла пойти в отдел кадров и написать это простое заявление на увольнение, а я сидела и ждала, вот и дождалась.
Матецкий не теряет времени даром, подходит ко мне вплотную и дергает ремень на своих брюках.
– Только играем теперь по моим правилам, Влада.
– Конечно, – киваю я благосклонно, а сама украдкой осматриваюсь, где можно что-нибудь ухватить потяжелее.
Тим берет меня за подбородок и хищным взглядом блуждает по моим губам, а затем проводит большим пальцем по нижней, немного припухшей.
Я морщусь от такого личного прикосновения и отстраняюсь.
– Голова болит, – выдаю тут же. – Кружится с самого утра, и тошнит.
Матецкий смотрит с недоверием, проверяет, вру или прикидываюсь. Я для наглядности тяну воздух ноздрями и глубоко дышу.
– Отравилась, наверное, – подвожу итог ко всему вышесказанному.
Сглатываю демонстративно, в общем,