Совместить несовместимое. Алекс Колабухофф

делясь потусторонним, во многом непонятным для новых бывших советских граждан, двухдесятилетним опытом западной жизни, мои родители встречали то оголтелую возбуждённую поддержку новых российских «западников», то сдержанный скептицизм «патриотов», то откровенную враждебность за десятилетия успевших заматереть, «коммунистов». Справедливости ради следует сказать, что родители никогда не были ни оголтелыми коммунистами, ни оголтелыми антикоммунистами, ни махровыми западниками, ни славянофилами. Они были разумными людьми, взвешивая, думая, понимая ценность западных свобод и российскую и советскую специфику. Уже в начале девяностых годов они выражали сомнение в возможности переноса западного менталитета и образа жизни на «1/6 часть суши», или хотя бы только в Россию. «Разные планеты, разные цивилизации», – любил повторять отец слова Редьярда Киплинга:

      Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet,

      Till Earth and Sky stand presently at God’s great Judgment Seat.

      Это были стихи Киплинга из «Баллады о Востоке и Западе»: «О, Восток есть Восток, Запад есть Запад, и не сойдутся они никогда, Пока Земля и Небо не предстанут пред великим Божьим судом».

      Конечно, также существовали объединяющие немецкие и английские выражения: «Ost und West, daheim das Best». «East or West, home is best». «Восток ли, Запад ли, а дома лучше». Но все они годились для Запада – Германии и Великобритании, и совсем не для России – хотя, конечно, дом для любого человека был домом, и он был всегда лучше, чем любые другие страны. И они отнюдь не противопоставляли Восток и Запад. И конечно, отнюдь не считали Россию Западом. Именно здесь начиналось самое интересное. «Россия ведь не Индия, не страна мусульманского Востока и не Китай!» – возмущались оппоненты моего отца. И он всегда устало и парадоксально доказывал, что Индия и Китай, и даже исламские страны Ближнего Востока русским многократно ближе, чем Германия и, тем более, Великобритания или США.

      Что Россия – в целом восточная страна, с минимальным набором западных черт, искусственно перенесённых на русскую почву. Как правило, совершенно чуждых по духу и потому исключительно плохо прижившихся. Тогда, в годы всеобщей эйфории и торжества Запада и западников в определении дальнейшего вектора российского развития, дискутировали очень много и на каждом углу, с лихвой компенсируя прежний недостаток разговоров, когда это можно было делать только шёпотом, ночью и на кухне – слушали себя и не слушали окружающих. И конечно, совсем не слушали моего отца, – многократно больше, чем сотни миллионов советских граждан, – через собственную жизнь узнавшего, что такое Запад, и что такое Восток. Для постсоветских граждан он был абсолютной экзотикой, и его почти никто не понимал.

***

      Они тоже были «иными», – мои родители, Владлен и Виктория, – ещё больше, чем я. Во многом чужие в Германии, в достаточно зрелом возрасте насильственно оторванные от друзей и близких, от всяких контактов с Родиной, которую так любили, и чужие на Родине