Когда выходила из церкви споткнулась на ступеньках и упала. Разбила лицо. К ней, конечно, сразу подбежали, помогли встать, вытереть кровь, посадили на скамеечку. Подождала немного, вроде бы только рука болит и губа распухла. Встала и пошла домой.
На второй день после родов у Нади поднялась температура, грудь стала каменной и жутко болела. Сашка родилась слабенькой, постоянно засыпала во время кормления. Тогда Надя легонько постукивала пальцем по носу дочки и плакала, глядя на неё: маленькие серенькие глазки, короткие светлые реснички, почти невидимые бровки и абсолютно лысая голова, даже пушка нет. Она мечтала о сыне, считала, что мужчинам в этом мире всегда легче, чем женщинам. Называла Сашку в записках, которые передавала мужу, просто ребёнком и всегда только в мужском роде. Писала о том, что в мире ещё на одну страдалицу стало больше, что опять всё плохо, и не стоило ей рожать, только хуже всем сделала. Леонид успокаивал, отвечал, что Сашка вырастет красавицей, так всегда бывает: из замухрышек вырастают самые обворожительные женщины. Писал, что дочь точно заполучила его ум и вырастет умницей, а как только Надя вернётся домой, то поймёт, какое это счастье – быть мамой.
Надю выписали на пятый день с температурой тридцать девять. Точнее, она выписалась сама по совету медсестры, которая ей очень симпатизировала из-за того, что Надя в честь неё назвала свою дочь. В роддоме нашли стафилококк – это опасно, а мастит можно лечить и дома.
А дома начался ад. Надя лежала и плакала, Сашка кричала и отказывалась брать грудь, Леонид не знал, что делать. Родителей мужа Надя к ребёнку не подпускала.
На следующий день Леонид догадался поехать в роддом и привезти медсестру к ним. Та немного расцедила грудь Нади, конечно, не обошлось без криков и слёз, научила Леонида, как ему отсасывать гной и отправила на молочную кухню за смесью.
Леонид очень уставал, но при этом чувствовал себя абсолютно счастливым. Он ощущал себя нужным и любимым этой маленькой крохой, которая полностью зависела от него, и верил, что никогда её не подведёт.
– Лёня, надо поговорить, – Надя вошла на кухню, где муж мыл детские бутылочки – двадцать четыре, они заполнили почти всю раковину. Вообще‑то их требовалось в два раза меньше, но Надя зачем-то переливала смесь из бутылок с молочной кухни в свои, собственноручно ей простерилизованные, и только потом подогревала и кормила дочь. Смысл в её действиях отсутствовал, но и спорить с женой было бесполезно.
– Саша спит?
– Да, только что уснула. Я её укачиваю дольше, чем она спит. И этот запах…Он убивает. Рыбий жир и её рвота.
– Это отрыжка. Все дети срыгивают, просто она чуть больше других. Ерунда, скоро перестанет, потерпи ещё пару месяцев.