– Рада познакомиться, Джексон.
Я улыбнулась, а он даже не покосился на меня – смотрел только на своих.
– Как решила назвать спиногрыза?
– Моего сына зовут Сэм, – надменно ответила Рокси и бросила на меня взгляд, говорящий: «Только посмотри, что приходится терпеть от родного брата». – Он не спиногрыз.
– Спиногрыз? – удивилась я.
– Он же короед, мелюзга, поросюшка…
– Спасибо, Джексон. Думаю, Сеффи уловила общую идею, – перебила его Рокси.
– Не слышала, чтобы детей так называли, – улыбнулась я.
– А это у нулей так принято. Не всё в нашей жизни диктуют Кресты. У нас, нулей, свой язык, знаешь ли. Нам нужно хоть что-то свое. – Джексон впервые посмотрел в упор.
– Да, конечно, – сказала я после паузы.
– Правда? Ты серьезно так думаешь? – с вызовом поинтересовался Джексон. – У нас свои слова, свои выражения, свой акцент, а нам твердят, что мы не умеем нормально говорить, что мы неграмотные и косноязычные!
– Я так никогда не говорю, – сказала я.
– Но тебе наверняка не по себе. Слова-то похожие, а значение совсем другое, – продолжал Джексон. – Наш язык – это то, что вы, Кресты, не понимаете и не контролируете.
– Джексон, отстань от нее! – напустилась на него Рокси. – Сеффи, прости, пожалуйста, мне за него стыдно.
– Ничего-ничего. – Я пожала плечами. – И вообще я люблю, когда словами через рот. Тогда не остается никаких недомолвок.
Я пересела поближе к кроватке, потому что услышала, как ты кряхтишь – вот-вот заплачешь.
– Все хорошо, мама здесь. – Я прижала тебя к груди, чтобы успокоить.
Краем глаза я увидела, как Рокси шепчет что-то брату, а он слушает и смотрит на меня не отрываясь. Я решила не обращать на тебя внимания и проверила твой подгузник – полон доверху! Тогда я помыла тебя и стала переодевать, и тут Джексон подошел ко мне.
– Слушай, если хочешь влепить мне по роже грязным памперсом, валяй, имеешь право, – сказал он.
– С какой радости? – Я засмеялась.
– Рокси мне рассказала, кто ты, – признался Джексон. – Я тебя не узнал. Не сообразил, что ты из наших.
Моя улыбка мгновенно погасла.
Наши и чужие. Мы и они. Одно и то же. Вечно одно и то же.
Джексон посмотрел на мою дочку и опешил – как и все, когда видят ее впервые. Для Креста она слишком светлая, а для Нуля слишком темная.
– Как ее зовут?
– Калли-Роуз.
– Красивое имя. Ей идет, – сказал он.
Я только улыбнулась:
– Она дитя радуги, как в песне.
– Что ты имеешь в виду? – Джексон нагнулся посмотреть поближе.
– То, что она раскрашивает жизнь во все цвета радуги, а не то, какого цвета она сама.
– А, понятно.
– А где ты играешь? – Я кивнула на гитару.
– Ты про нее? – Джексон подтянул гитару так, что она легла ему под руку. – Всегда и везде. Где придется.
Я посмотрела