– Бац, брык, след – сущий бред!
Плюх, порх, дичь – сыч, не хнычь!
– Более того, – дружелюбно продолжал Хот. – Если вдруг ты, малыш, захочешь остаться, а наше общество, поверь, гораздо приятнее многих вокруг, то мы будем заботиться о тебе, как родные папочка и мамочка. Ты согласен со мной, Донки?
– Шарах, шарк, шварк – это так!
Скрип, грох, месть – если мухи есть!
– И даже, – закончил Хот, – дадим тебе одежду: не дело это – голым разгуливать. Если, конечно, это не привычный облик, по-моему, поверх этой бледной тонкой кожицы должно быть что-то ещё: шкура или панцирь, например. Так оно и есть, Донки?
Над головой Тима раздался пронзительный свист. Но едва мальчик успел поднять глаза, как в затылок пребольно врезалось что-то тяжёлое. То, что стукнуло Тима по голове, скатилось прямо в гамак, слившись цветом с ним. Потирая затылок, Тим поднял круглый предмет, представлявший из себя клубок серебристых ниток, точно таких же, из которых был сплетен гамак и целая сеть канатов в лапках пауков. Донки, который с возмущением размахивал лапами, накинулся на Тима, чтобы немедленно вырвать, без сомнения, нечаянно потерянный им клубок и пулей взлететь по верёвке вверх, возмущенно крича:
– Шум, гул, гам – нитки не дам!
Нос, глаз, губа – Хот сошел с ума!
– Ох, не обращай внимания, – Хот виновато улыбнулся, – Донки из тех, у кого одно богатство – серебро. Собственно поэтому мы здесь. Ну что же ты молчишь, как воды в рот набрал?
Паук легонько дотронулся коготком до лба мальчика.
– Ба, да ты дрожишь.
Тим внезапно понял, как замёрз. Под куполом было прохладно, и зубы мальчика выбивали не просто барабанную дробь – они заходились в пляске святого Витта. Висящий спиной к Хоту и Тиму Донки хмыкнул и так быстро поднялся еще выше, что паутина в его лапках затрещала и засверкала маленькими молниями. Хот вздохнул и повернулся спиной к Тиму, напряг черное округлое брюшко с блестящими вздутиями на его удлиненном конце и выстрелил в воздух сверкающей, как перламутр, струёй.
– Быстрее, – просипел паук, не поворачиваясь, – обернись ею, пока она не затвердела.
Тим проворно схватил нить за кончик, чтобы ощутить в руках шелковинку из чистого серебра. Кончик уже затвердел, но чем дальше, тем нить становилась более мягкой и липкой. Не теряя времени, Тим закрепил паутину на талии и завязал крепким двойным морским узлом.
– Теперь кружись, кружись, как в танце, – напрягаясь от усердия, Хот выпускал из себя целые километры тонких нитей, поднимающихся в воздух серебристой метелью. Тим проворно завертелся вокруг своей оси, как юла, наматывая на себя липкую нежную паутину, подобно катушке для ниток.
Донки наверху заметно забеспокоился.
– Спесь, смесь, высь – Хот, остановись!
Боль, смерть, резь – ты погибнешь здесь!
А