Кто выживет, и кто умрет в плену,
И кто из нас окажется героем,
И кто расстрелян будет перед строем,
И сам я видел вражеских солдат,
Уже заполонивших Сталинград,
И видел я, как русская пехота
Штурмует Бранденбургские ворота.
Что до врага, то все известно мне,
Как ни одной разведке на войне.
Я говорю – не слушают, не слышат,
Несут цветы, субботним ветром дышат,
Уходят, пропусков не выдают,
В домашний возвращаются уют.
И я уже не помню сам, откуда
Пришел сюда и что случилось чудо.
Я все забыл. В окне еще светло,
И накрест не заклеено стекло.
Борис Костров (1912–1945)
Родина
Шумная,
Бескрайняя, как море,
Все твои дороги в Кремль ведут.
И в твоих долинах и на взгорьях
Труд и доблесть
Запросто
Живут,
Ты такая,
Что не сыщешь краше,
Хоть всю землю трижды обойди.
Ты – как море,
Нет, как сердце наше,
Вечно с нами,
Родина,
В груди!
У могилы бойцов
Отдав салют,
Товарищей останки
Торжественно мы предали земле,
И по команде
Боевые танки
Пошли вперед к сверкающей заре.
И я подумал вслух:
Не на чужбине –
Под сенью звезд далеких и родных
Друзья лежат…
Когда-нибудь долине
Присвоят имя одного из них.
«Пусть враг коварен…»
Пусть враг коварен –
Это не беда.
Преград не знает русская пехота.
Блестят штыки,
Грохочут поезда,
К победе рвутся вымпелы Балтфлота,
А в небе,
Сделав круг и высоту
Набрав, вступают в бой орлы,
И сразу
Мы слышим сердца учащенный стук,
Но действуем – спокойно,
По приказу.
Мы знаем все,
Что нет таких врагов,
Чтоб волю русских преклонить и скомкать.
Мы – это мы.
Да будет ваша кровь
Такой же чистой и в сердцах потомков.
«Только фара мелькнет в отдаленье…»
Только фара мелькнет в отдаленье
Или пуля дум-дум прожужжит –
И опять тишина и смятенье
Убегающих к югу ракит…
Но во тьме, тронув гребень затвора,
От души проклинает связист
Журавлиную песню мотора
И по ветру чуть слышимый свист.
Ну а я, прочитав Светлова,
Загасив в изголовье свечу,
Сплю в походной палатке и снова
Лучшей доли себе не хочу…
В разведке
Во фляге – лед.
Сухой паек.
Винтовка, пять гранат.
И пули к нам наискосок
Со всех сторон
Летят.
Быть