– Сначала я поставлю лодку на место, папа.
Невнятное ругательство и звук захлопнувшегося окошка экипажа.
Хэтерфилд снял весла и положил их на деревянный настил, затем, схватившись за борта руками, одним легким, грациозным движением поднял лодку над головой.
– Поторопись!
Хэтерфилд занес лодку в пропитанный влагой сарай и бережно опустил ее на подставку. Он вернулся на пристань и принес весла, затем достал припрятанный в сухом закутке джемпер и натянул его на себя. Вспотевшее, облаченное лишь в хлопковую блузу, тело быстро теряло тепло под действием сырого холодного воздуха.
– Ради всего святого, – сказал герцог Сотем, – не понимаю, что ты находишь в этом твоем увлечении.
Хэтерфилд подошел к экипажу и положил руки на край дверцы.
– Ты, кажется, хотел мне что-то сказать, папа?
– Залезай внутрь.
– Я не одет.
– Ничего, дома оденешься.
– Мой дом теперь в доходном доме Альберта, папа. Я снимаю квартиру там, ты прекрасно это знаешь. Доходное владение для старых холостяков.
Кулак герцога врезался в дверцу.
– Ради бога, залезай быстрее и закрой дверцу. Иначе я подхвачу простуду.
Мимо прошли двое молодых людей, направляясь к лодочной стоянке. Читтеринг и Монмут-Фаради, неразлучная пара, посмотрели на Хэтерфилда дружелюбно, с нескрываемым любопытством, словно говоря: «Помощь нужна, приятель?»
Хэтерфилд поежился.
– Придется отослать кучера.
Он обогнул лодочный сарай и сказал кучеру, что до-берется домой самостоятельно, затем вернулся к экипажу отца и забрался внутрь. Кони тронулись и зацокали ко-пытами по булыжной мостовой, направляясь к Патни-бридж.
– Черт подери, от тебя воняет, как от лошадей на конюшне, – сказал Сотем, зажимая нос платком.
– Я намеревался вымыться и переодеться. – Хэтерфилд старался сохранять спокойствие. Он сложил руки на груди.
Сотем обреченно вздохнул и приоткрыл окошко.
– Иначе я умру от этого запаха.
Хэтерфилд отвернулся и смотрел в противоположное окно, как робкий лондонский рассвет медленно разгорался над крышами домов. Они добрались до середины моста, откуда открывался вид на Темзу, темные воды которой поблескивали в наступающем рассвете и заполнялись лодками. Сырая прохлада внутри экипажа смешивалась с запахом мятного масла для волос, исходившим от Сотема, и его, Хэтерфилда, выстраданного пота.
Он снял с рукава джемпера шерстяную ниточку.
– Кажется, ты хотел сказать мне что-то очень важное?
– Да, – ответил герцог и замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать. И вдруг Хэтерфилд ясно ощутил неуверенность, которая скрывалась за суровым, не терпящим возражений, тоном отца. – Это имеет отношение к твоим обязательствам и долгу, Хэтерфилд. Как наследника древнего и прославленного рода, который не прерывался на протяжении восьми поколений…
– Понятно. Герцогиня снова плетет свои интриги,