Разгадка близка, как кудлатое пламя заката:
Мы вновь отреклись от погасших своих очагов!
Спираль нанизала просторы Вселенной, а даты —
Всего лишь земные условности в пепле веков.
Ни радости, ни горя, – сердце умерло
Ни радости, ни горя, – сердце умерло, —
Переизбыток чувств и бытия.
Черты смягчились, и бесценным Уреем
Прозренья стала мудрости змея.
Не тяготят ни годы, ни чудачества,
И страх по коже больше не следит.
Любовь в груди живёт иного качества,
А совесть с честью слиты в монолит.
Речей пустопорожних всё досаднее
Восприниматься стала воркотня,
И только взору вольному отраднее
Глядеть, как с жиру бесится родня.
И только ночью разуму свободному
Всё проще возноситься к небесам,
Поскольку к телу, для утех негодному,
Не возвратится прежняя краса.
Но красота – сокровище не внешнее,
Что изредка с достоинством дружна.
Её обрящут кротко души грешные,
Которым правда Божия слышна.
И, расставаясь с этим миром радостно,
Отдав земле пустую скорлупу,
Замрёт душа восторженно и благостно,
Покинув ненавистную толпу,
Где в тесноте и давке, и бессмыслице
Она влачила тяжесть многих лет,
И не смогла над суетой возвысится
В условном мире, где пощады нет.
Стекло и хрусталь на деревьях
Стекло и хрусталь на деревьях
Мерцают в медовых огнях,
И птицы в заснеженных перьях
Кружат в этих скудных краях.
Дыхание ночи студёно,
Мороз, что ни час, то сильней,
И с тонким серебряным звоном
Сосульки слетают с ветвей.
А парк нереально прозрачен,
Искрится опаловый наст,
И месяц смотрящим назначен
Зимою, что спуску не даст,
Пока не истратит запасы
Мертвящей своей белизны,
И всё выразительней стансы
Февральского ветра слышны.
Свила одиночества кокон
Вкруг мира небесная тьма,
И месяца тоненький локон
Опять его сводит с ума.
Романс «На резком слове не взыщи»
На резком слове не взыщи,
Источник всех моих сомнений!
Ты болью сердце истощил,
А ум исполнил сожалений.
Мне не понятна суета,
Как не понятны недомолвки,
Увы, святая простота
Больней вонзается иголки.
Ты помнишь этот странный час,
Когда легко и невозвратно
Развёл февральский сумрак нас,
А март не принял нас обратно?
Я помню этот страшный миг,
Когда глаза, сравнимы с бездной,
Моей души гасили крик
Своею