Я испугался, что, потеряв ее взгляд, потеряю и ее. Двинулся к ней, попытался что-то прокричать. Начал захлебываться, потом вода вокруг окрасилась в черный цвет. Меня спасла Яна. Открыв глаза, я спросил у нее: «Зачем?» Она ответила почти шепотом, а не привычным басом: «Так будет разумнее». С тех пор я соблюдаю эту чертову разумность. С удовольствием послал бы ее, но понимаю, что сейчас это тот самый барьер, сдерживающий внутреннее безумие. Часто мне хочется верить, что я нахожусь на последней стадии выздоровления, когда критическое восприятие реальности берет верх над ностальгией, воспоминаниями.
Я плаваю два раза в неделю, мое утро начинается со стакана теплой воды с медом, я ем салаты из проросшей пшеницы, пользуюсь презервативами, чищу зубы три раза на день. Покорить вершину одиночества – значит примириться с великой иллюзией правильности своего пути. Не исключено, что тебе вдруг захочется дожить эту жизнь здоровым, и доживать ее подольше, ограничиваясь любыми собственными мотивами. Это все-таки лучше, чем вернуться домой и вместо того, чтобы съесть что-нибудь легкое на ужин, думать, какое же ты дерьмо и как ты никому не нужен.
7
Отари, как фокусник, держит за уши белого зайца с красными глазами, товар демонстрирует, мол, побалуйте себя свежей крольчатиной, только кивните, и я мигом разделаюсь с заветной тушкой. «Я их кабачками подкармливаю. От них мясо делается особенно мягким и сочным. Ну же, берите!» У Отари седые бакенбарды, хищные глаза. Он мечтает умереть в одной из глухих деревушек Ливана, где провел одно лето из своего детства. Там не смотрят телевизор, не пользуются мобильными телефонами. «Почему именно там?» – «Там я в первый раз влюбился». А еще Отари всегда глубокомысленно отвечает на вопрос «как поживаете?». Например, откладывает в сторону газету и с театральной мимикой отвечает: «И на безрыбье – жопа соловей!»
Я молча протягиваю ему деньги, забираю кролика. Он был последний в коробке, наверняка его сегодня зарезали бы. Пара грязных банкнот – цена одной жизни. Да, это всего лишь кролик, но даже в их, казалось бы, обреченных жизнях участвует судьба. Из коробки с дюжиной ушастых братьев выжил только тот, что сейчас дрожит в моей плетеной сумке. Почему я его выкупил? Чтобы оправдать свое отчаяние? Каждая проходящая минута – это уходящий шанс изменить многое, если не все. Но всегда легче что-либо поменять в чужой жизни, не в своей. Я и не стремлюсь быть счастливым, предпочитаю просто жить. Высокие планки чаще всего темные приманки.
Мы идем с кроликом домой, он пригрелся у меня под боком. Уже не дрожит. Во дворе молодая соседка-американка Джулия гуляет с маленькой дочерью. Они въезжали в наш дом в тот день, когда ко мне переезжала она. Мы долго в приступе взаимной вежливости уступали