А может, это будет к лучшему? Тонкий предательский голосок шелестом листьев вкрался в мои мысли, слился с ними до того, как я успела прогнать его, запретить себе так думать. Только и оставалось, что, стиснув зубы, идти дальше, чувствуя, как сомнения подтачивают мою волю.
Когда глаза привыкли к темноте, я смогла разглядеть россыпь мелких звезд над головой. Они не складывались в созвездия и больше напоминали густо рассыпанные бусинки. Обступившая чаща так же постепенно обретала цвета. Блеклым синим и зеленым светился мох, густо облепивший деревья, крошечные капельки росы на пышных папоротниках отражали крупицы света. В воздухе мелькали светлячки, больше похожие на болотные огни.
В ночной тишине собственные мысли звучали особенно громко.
Я не могла не признаться себе: мне хорошо без Марьи, легко и спокойно, словно с меня сняли огромную глыбу. Ответственность всегда меня тяготила, но я так привыкла нести на себе ее груз, что уже не могла представить себе жизни без этой утомительной тяжести. Словно раб, проживший в неволе так долго, что уже позабыл само слово «свобода».
В воздухе появился кисловатый запах плесени, мох на деревьях стал больше напоминать слизь, с веток свисали уродливые скользкие наросты. Темнота приобрела синеватый оттенок, воздух загустел, как кисель, и пошел волнами, словно марево над дорогой в жаркий день.
Волк замер, прислушался. Откуда-то из чащи, из густого подлеска доносился тихий, почти неразличимый шорох, словно кто-то крался параллельно дороге. Нахмурившись, волк ловко наложил стрелу на тетиву, но целиться не стал.
Вперед он пошел совсем медленно и бесшумно, выверяя каждый шаг. Медленно и тяжело поднималась и опускалась его грудь, изо всех сил он пытался сдержать громкий предательский кашель. Я так же тихо кралась за ним, стараясь не стучать зубами и не бояться. В темном холодном лесу страх – такая же приманка, как огонь факела, – яркая и заметная издалека. Лучше не объявлять нечисти, что ужин уже пожаловал к их столу.
Волк замер, повел носом. Осторожно раздвинул ветви боярышника, увешанные крупными ягодами, черными в темноте. Отпрянул назад.
– Что там? – одними губами спросила я, встревоженно глядя на спутника. Он только чуть посторонился, словно предлагая мне самой взглянуть.
За кустами и низенькими чахлыми елками светлела поляна. Деревья вокруг нее росли хилые, с перекрученной корой и странно изогнутыми ветками, земля же, сухая, растрескавшаяся, была истоптана вдоль и поперек.
Тропа прорезала поляну пополам и терялась на той стороне, в тени деревьев.
Не сговариваясь, мы шагнули назад. Лезть в это откровенно подозрительное место не хотелось.
Волк принялся сосредоточенно изучать землю под ногами, недовольно встряхивая головой.
– Плохо, – наконец сморщился он. – Другой тропы нет. Надо возвращаться.
Спорить