Карина, наоборот, смеялась:
– Ладно тебе, они же правда подумали, что мелюзга трудится. В зоопарке с обезьяной можно сфотографироваться, у Исторического музея стрелец с секирой стоит. А что! Нам за месяц столько не заработать.
Но Аня не успокаивалась:
– Егор, ты зачем брал деньги?
Егор неопределенно пожал плечами, а Иринка опять заговорила самым убедительным голосом добронравной девочки, которую совершенно не за что ругать:
– Я бы хотела Барби, и ее мужа, и детей, и, если можно, кукольный домик…
– Нашлась пропажа? – к ним подошла Мурашова. – Анечка, это мой добрый знакомый Илья Плотников, приехал к нам на лето поработать. Проводи его, пожалуйста, к реставраторам, вам по пути.
Рядом с Ларисой Ивановной стоял Анин студент из электрички – все в той же синей джинсовой рубашке, один глаз серый, другой зеленый – ни с кем не спутаешь.
В «подковке»
ВАДИМ возвращался домой радостный: сменщик опять попросил за него поработать, но в последний момент вышел сам, и ночь спасена – можно не торчать в унылом магазине. А он уже отзвонил Ане, и она сказала, что заночует с Егором у родителей. Первым движением было отправиться в «зефир» и забрать своих домой, но Вадим притормозил. Он представил, что Аня пришла усталая, забралась в ванну или села есть, а тут он явится и помешает. Лучше позвонить, чуть попозже.
Дома было тихо-тихо. Даже холодильника не слыхать, хотя он обычно ревет, как трактор. Давно пора новый покупать. Когда теперь? Лучше не думать.
Газеты с подчеркнутыми и зачеркнутыми, отработанными объявлениями валялись грудой на диване, Вадим их решительно сгреб и отправил в ведро – ничего ценного. Полосе невезения не было конца. Он уже боялся встречать на улице знакомых по институту, которые, как назло, все время попадались навстречу: «Что, ничего не нашел? До сих пор?» Это действительно казалось ненормальным. На него начинают глядеть не сочувственно, а как-то странно: может, он и раньше не представлял никакой ценности, только никто этого не замечал.
Тишина какая противная. Ни Аниной музыки, ни Егоркиного шума. Надо же, а раньше все время хотелось тишины: «Дайте же спокойно поработать (почитать, полежать и т.п.)!» Даже кран не капает, он его починил. Прямо как у Ани в музее.
Вадим никогда ей не говорил, чтобы не обидеть, что музейная тишина наводит на него ужас. Дрожь пробирает, если вспомнить этот непереносимый искусственный воздух, оцепенение картин на стенах и погребенность предметов за стеклами – всегда хочется поскорее выбраться на волю. Для него это было не-бытие, в своем предельном, повернутом вспять векам воплощении. И пусть сколько угодно считается, что это, напротив, воскрешение, ожившая память прошлого. Вадим и не сомневался, что музеи – благое дело, и с удовольствием вместе с Егором лазил на пушки или разглядывал тяжеленные мечи – но на ходу, передвигаясь из зала в зал. Только не останавливаться! Это Егорушкина свежесть взгляда и экспонаты