– Уже следующая суббота?
Кажется, то, что я не ушла, его удивило и развеселило. Али всегда веселый, и это самая прекрасная его черта. А еще ясные глаза, сияющие, как горные озера.
– Ты знаешь «Новый мир»? – выпаливаю я на одном дыхании. Надеюсь, не краснея.
Али наклоняет голову.
– В каком смысле, красавица?
Это наш самый длинный разговор за все то время, что я его знаю.
– Магазинчик тут за углом, – объясняю я. Уже поздно отступать. – Ты слышал о нем?
– Я закупаюсь только на Монтенаполеоне[8], красавица.
Душа моя, красавица, солнышко… Иногда мне хочется, чтобы меня просто звали по имени. Просто Гея.
Али не знает, как меня зовут, он никогда не спрашивал. А я его имя знаю. Когда-то услышала, как к нему обратился коллега, и запомнила. Человек, у которого есть имя, уже не просто человек. Если знаешь, как зовут кого-то, он перестает быть незнакомцем – тут все как с цветами. Имена делают мир более настоящим. Но за мной уже образовалась очередь, я задерживаю Али дольше положенного.
– Слушай, давай я расскажу тебе о нем в следующую субботу, – заключаю я скорее для себя самой, чем для него.
– Ты знаешь, где меня найти.
– Стихи о любви за мелочь! – кричит охрипшим голосом поэтесса, сидящая на тротуаре.
Я наклоняюсь, чтобы отдать ей третью – и последнюю – булочку. Она слизывает крем кончиком языка и протягивает мне листочек с написанным ручкой стихотворением. Смотрит на меня с видом всеведущей пророчицы, сивиллы большого города, которая, несмотря на свой дар – а может, как раз из-за него, – осталась одна. Женщины, которые повидали больше твоего, внушают страх.
Своими стихами она помогает забыться, и в этом, как мне кажется, великая сила литературы. Мы живем в окружении талантов, хоть и часто этого не замечаем. Я бы очень хотела ей это сказать, но как осмелиться?
– Вы знаете «Новый мир»? – вылетает у меня вместо этого.
Это первый раз, когда я с ней заговорила.
– Новый мир? А история старая.
Может быть, это шутка, а может, как-то связано с магазином – непонятно. Прежде чем уйти, я взмахиваю листочком с ее стихотворением и делаю небольшой реверанс.
У мостика, проходящего через канал и ведущего к церкви бисквитного цвета, мне не приходится долго ждать. Как и каждое утро, глядя куда-то в пустоту, мимо проходит женщина с костылем под мышкой и газетой в руке. Внезапно она начинает отчаянно с кем-то ругаться, хотя рядом с ней никого нет. Оказавшись на мосту, зажигает сигару. Думаю, она специально заходит на мост, чтобы отложить костыль и опереться на перила.
Сразу после этого она снова кричит, тушит сигару, хватает листок со стихотворением, который я оставила там для нее, и, прежде чем опять тронуться в путь, оставляет газету. Я жду, пока она отойдет подальше, чтобы ее подобрать.
Она покупает газеты в ларьке рядом с церковью и берет