Но здесь мы её не боимся.
Самое сложное – не моргать: глаза быстро пересыхают. Подстраиваю моргание под реплики и перемещения других актёров, когда зрители скорее посмотрят на них, чем на меня. Дышать надо неглубоко и медленно, чтобы грудь почти не двигалась. И, конечно, терпеть боль в спине, желание чихнуть и остальные телесные неудобства.
Такая у меня работа.
Мой убийца, его зовут Петя. Слишком безобидно для того, кто пару раз в неделю стреляет в беззащитных девушек, да? Он – один из худших актёров, которых я встречала. Как-то на вечеринке знакомая шепнула, Петя вылетел из трёх театральных школ. Но пьесу режиссирует его сестра, поэтому «большой талант» не сидит без работы.
Он выбросил пистолет за кулисы и произносит монолог. Фальшивая кровь добралась до кожи; вспоминаю, остался ли дома пятновыводитель. Это помогает не скучать, пока я изображаю труп.
Крови должно быть не так много – при одном выстреле прямо в сердце. Но Вера, наша специалистка по спецэффектам, – фанатка багровых рек. Будь её воля, под платьем оказалось бы в три раза больше крови, а Петя не стрелял, но набросился на меня с ножом.
Представляю, как он смеётся, танцуя в потоках фальшивой крови, когда монолог заканчивается и падает занавес. Можно встать, размяться и, самое главное, нормально моргать!
Сегодня меня убили в триста двадцать третий раз. Это случалось на сцене, и перед объективом камеры, и даже на корабле, когда я играла в труппе на круизном лайнере. Стоит выйти на подмостки – меня зарезают, душат и травят. Несколько десятков раз я скончалась от болезни, но это было не так увлекательно.
Остаток спектакля досматриваю из-за кулис. Персонажи расследуют мою смерть, разоблачают Петра, и в конце Игорь, играющий тайного агента полиции, надевает на него наручники. Мы выходим на поклон – я в окровавленном платье, намертво присохшем к груди. Ольга просит его не снимать, чтобы удивить зрителей – и получить яркие фотографии для рекламы.
Жидкие аплодисменты. Поклон, ещё один. Занавес.
Когда последний зритель покидает зал, а капельдинер закрывает двери, все снова собираются на сцене. Кто-то наступил в лужу фальшивой крови и оставил десяток алых отпечатков на досках. У уборщицы есть немало причин нас ненавидеть.
Ольга, как всегда, начинает с криков:
– Петя, монолог в начале был ужасен! Ни капли мастерства, ни единой капли. Алсу, ещё один такой проход, и я тебя уволю! Поедешь назад в свою деревню играть Анну Каренину. – Она переводит взгляд на меня. – Лана, у тебя всё прекрасно.
Улыбаюсь, принимая похвалу. Никто не изображает трупы настолько хорошо. Правда, никто и не в курсе, как я играю другие роли.
Единственная моя цель на сцене – умереть, творчески и красиво. Создать иллюзию, которая будет прекрасной и безопасной, совсем не похожей на реальность.
Ольга продолжает распекать остальных; Алсу ловит мой взгляд и закатывает глаза. Она постоянно переигрывает, но кто в таком маленьком, дышащем на ладан театре выступает хорошо?
Все знают ответ: Игорь.
Игорь единственный из нас, кого ангел поцеловал в лоб, одарив талантом. Он может взять любую роль и оживить её. У меня это получается только с мёртвыми, простите за каламбур.
– Один Игорь нормально справлялся! Так, куда он делся?
Несколько минут назад точно стоял здесь, мрачно слушая Ольгу. Она вертит головой: русые волосы горят золотым в свете софитов, кончик носа сильно вздёрнут вверх – у Пети тоже, но не так заметно. Наконец она говорит:
– Так, ладно. Но если он не придёт завтра на репетицию – уволю!
Она часто грозит кого-то уволить, можно пропустить мимо ушей. Платье прилипло к груди, кажется, отдирать придётся с кожей. Спешу в душ, надеясь, что ради экономии Ольга не выключила горячую воду – снова.
Сегодня у меня другая проблема. Внутри горит свет, дверь приоткрыта, а на пороге – алые следы. Уборщица превратит нас в трупы, самые настоящие! Как можно разнести кровь по всему театру?!
Я играла трупы столько раз, могла бы и догадаться. Но не чувствую ни зова интуиции, ни самого маленького подозрения. Просто хочу взглянуть, кто вляпался в кровь. Следы ведут к дальней кабинке, вода внутри не шумит, и я не испытываю смущения, отдёргивая шторку.
На полу сидит Игорь.
Голова откинута, ладони сложены на животе. У него вид человека, который задремал на пару минут – если не считать крови.
Красные следы, красные пятна на кафеле, красная рана в груди, из которой торчит рукоять ножа. Первая мысль: долго же он будет это отстирывать. Ещё секунда – и до меня доходит: это не бутафорская кровь. Не рукоять ножа с отпиленным лезвием.
Его рана, она настоящая. Убийство, оно настоящее.
Оставляя