Марла удивленно вскинула голову и начала вертеть ей, переводя взгляд с одного на другого, дряблая кожа заплясала в разные стороны.
– Иногда дети более сговорчивы в отсутствие родителей. Я позову вас, – голос звучал твердо и настойчиво.
– Да, конечно.
Дверь за Марлой Прим закрылась, еле слышно скрипнуло папино кресло, застучали каблуки туфель по деревянному полу, и табурет, стоящий рядом с девушкой, жалобно затрещал под весом специалиста по трудным подросткам.
– Ну, Ингрид. Может быть, ты мне все расскажешь?
– Что? – она продолжала упрямо смотреть в пол.
– Что ты делала там в переулке?
– Ничего. Я гуляла.
– Гуляла значит… У заброшенных домов? В то время, когда тебе положено делать уроки дома? – не отставал Теодор Шеффер.
– Я делаю уроки по вечерам, это не…
– Послушай, у меня таких, как ты, на этой неделе уже человек двадцать. И все говорят, что ничего не нарушают. А потом выясняется, что они якшаются с… с подозрительными компаниями. А это к хорошему не приводит, Ингрид Прим. Причем ни самих детей, ни меня. Моя работа – не допустить развиться нежелательным последствиям, если ты понимаешь, о чем я, – выдав тираду на одном дыхании, мужчина перевел дух.
– Я не понимаю, о чем вы, – она наконец-то решилась поднять голову и с вполне искренним интересом посмотрела на мистера Шеффера.
Сегодня на нем была шляпа по последней моде, с узкими опущенными полями, серый мешковатый костюм, какой носили все работающие в офисах мужчины, и блестящие ботинки, начищенные до такой степени, что можно было увидеть в них свое отражение. Заметив, как Ингрид его осматривала, Теодор Шеффер улыбнулся.
– Если я замечаю – точнее, если до меня доходит информация, что какой-то подросток вот-вот… хмммм… собьется с пути, то я принимаю меры, чтобы не допустить этого. Если ты думаешь, что у меня задача – посадить тебя в интернат – ты ошибаешься. Этого никто не любит, и за это по головке не погладят ни твоих родителей, которые не смогли правильно тебя воспитать, ни меня, потому что не смог наставить тебя на путь истинный, как говорится. Ну а про тебя и рассказывать не буду. Интернат – это не детский сад, не парк аттракционов.
– А я думала…
– …Что мы там у себя в министерстве только спим и видим, как бы побольше детей упечь за решетку? Образно выражаясь, конечно…
– Ну, вообще-то, да. Нам же никто не объяснял, как обстоят дела. Просто говорили всегда о том, что если нарушать правила – то тебя могут отправить в интернат. Вот и все.
– Это правильно, так и нужно говорить, чтобы дети, скажем так, побаивались. И значит – не нарушали без особой нужды – а ее быть не может ни у кого – существующие порядки.
Ингрид задумчиво рассматривала белые кеды, покрытые тонким слоем дорожной пыли и шевелила пальцами ног – несмотря на то, что она любила кеды, носить их долго,