– Опоздает, – говорит Юрий уверенно, – Такие всегда опаздывают.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Работодатель с любопытством, – Ты ж его даже и не видел еще. Слушай, может быть у тебя еще какой талант имеет быть?
Юрий ответить не успевает, потому что строго-казенный голос Мириам Соломоновны из селектора на столе объявляет:
– Павел Петрович, здесь господин Епанчин. Ему назначено на одиннадцать.
Работодатель корчит Юрию рожу, означающую что-то вроде «хрен тебе, а не талант», и бархатно произносит в микрофон:
– Просите, пожалуйста!
Сюжет 5. Тельман Иванович Епанчин, филателист
Епанчин Тельман Иванович, 68 лет, вдовец, известный филателист, старинный и заслуженный консультант компетентных органов, оказывается сереньким маленьким пыльным человечком с разрозненными золотыми зубами и быстрыми мышиными глазками на морщинистом лице Акакия Акакиевича Башмачкина.
Входит и здоровается без всякого достоинства, быстро-быстро потирая озябшие ручонки и подшмыгивая носиком. Присаживается в предложенное кресло. Скрытно но внимательно оглядывается и тотчас же затевает склоку насчет Юрия, присутствие коего кажется ему необязательным и даже излишним.
– У меня, знаете ли, дело чрезвыча-а-айно деликатное, чрезвычайно.
– Разумеется, дорогой ТЕльман Иванович! За другие мы ведь здесь и не беремся.
– ТельмАн, – поправляет его клиент, – Меня зовут ТельмАн Иванович с Вашего позволения.
– Прошу прощения. В любом случае вы можете рассчитывать на полную и абсолютную конфиденциальность.
– Да-да, это я понимаю. Фрол Кузьмич мне Вас именно так и аттестовал.
– Ну, вот видите!
– И все-таки. Здесь случай совершенно особенный. Дело это настолько щекотливое. Мне придется называть звучные имена. А немцы знаете как говорят: что знают двое, знает и свинья, хе-хе-хе, я извиняюсь. Двое!
– Совершенно с Вами согласен, уважаемый ТельмАн Иванович. И с немцами тоже согласен. Но ведь сказал же понимающий человек: «Два – любимое число алкоголика». А в Писании так и совсем жестко: где двое вас собралось, там и я среди вас. И я предупреждаю, что вся наша беседа записывается.
– Ах, вот даже как! Но в этом случае я вынужден буду…
И господин Епанчин принимается демонстративно покидать сей негостеприимный кров. Но никуда не уходит и даже спорить перестает, а только усаживается попрочнее и произносит с покорностью:
– Ну хорошо, раз иначе нельзя…
– Нельзя, Тельман Иванович! – бархатно подхватывает Работодатель, – Никак нельзя иначе. Ноблес сами понимаете оближ. Гарантии абсолютны. Здесь у нас тоже ноблес неукоснительно оближ.
Суть дела
Господин Епанчин произнесенным видимо удовлетворяется и принимается излагать:
Он