– Когда? Это вы мне скажить, когда, – горько скривилась Мария Фёдоровна, и её глаза наполнились слезами. – Знаешь, Христина, семье нашей всегда было тяжко. Как про́клятые… Да что я брешу́? Мы и есть проклятые, всамделишно проклятые.
– О чём вы? – пробормотала Аня, сильнее сжимая руку подруги. Она всё явственнее ощущала себя персонажем триллера. Лишним персонажем триллера.
Но Мария Фёдоровна продолжала бубнить и, не обращая внимания на восклицания, уставилась в одну точку, будто сама с собой или на исповеди.
– Я молилася, чтобы он до тебя не дотягся, Христя, – бабушка Маша подняла взгляд, полный непередаваемой муки. – Не смогла тебя сберечь… как и мою Олю, твою маму, – судорожно всхлипнув, старуха закрыла лицо.
Аня вздрогнула. В густо-оранжевом свете из-под пыльного абажура она ясно увидела на скрюченных артритом пальцах, впившихся в редкие волосы, длинные острые чёрные ногти.
– О господи, – прошептала принцесса Авелилона.
– Он добрався и до тебя…
– Кто он? – тихо спросила Кристина, тогда как Аня сразу осознала подоплёку последних дней. – Бабуль, со мной всё в порядке! Я не могу понять, о чём ты!
– Понять не можешь? – устало выговорила Мария Фёдоровна – Так скажи мне, скажить обе: откудова вы взяли те бесовские одёжки, чёрни, в билу цяточку?!
Кристина поперхнулась воздухом. Баба Маша глядела исподлобья, ожидая ответ.
– Ка… какие одёжки? – попыталась выкрутиться Анина подруга. – Я купила тот сарафан… И он всего один, мой.
– Я видела вторый в комнате, когда вы копошилися на дворе.
– Но…
– Девчата, вы не понимаете, какое лихо с вами сдеялось! Вам кажется, видно, что то – забава. Та то прокляття, хрест нашего роду. – Она пристально посмотрела на Аню. – Окудава ты и твои родители?
– Почему вы… спрашиваете? – растерянно промямлила принцесса Авелилона.
– Бо то прокляття нашей семьи, – сделала ударение старушка, – ось я и пытаюсь понять, откель оно взялося у тебя.
– Почему вы называете нашу силу проклятием? Что вы знаете о ней? – прервала Аня, потому что поражённая Кристина, судя по всему, вообще потеряла способность к коммуникации.
Во дворе громко залаяла собака. Мария Фёдоровна, помолчав, пустилась в пространный монолог:
– Я о том никому не болтала. Но вам скажу, бо то так надо. Чтобы вы поняли. Опосля того, как тата и маму ночью забралы незнамо куды, я вовсе старалася про то не думаты. Будто можна, не думаючи, прогнать с жизни. Господи! Как мне хотелося забыть! Понимаешь, Христя? Мне хотелося убрать то вовсе. Тому как ничего, окромя горя, не принесло то нашей семье! Мой тятка думав, что дар у него, от Бога. Благословение. Дано оно ему людям помогать. Так он говорил. И помогав. Помогав, пока те ж люди его НКВД22 и не сдалы́. Целитель он был. Мог, наклавши руки, любую рану залечить, любую недугу прогнать. Стольких спас! К нему со всей республики ехали. От «в благодарность» потом вночи