Местный Переселенец переставлял ноги счастливый, как Гиацинт, и объявлял свое светлое простодушие, вольно декламируя пророческие стихи Пушкина все на тот же сюжет из «Царя Салтана»:
А теперь нам вышел срок
Едем прямо на восток
И… по новой:
А теперь нам вышел срок
Едем прямо на восток
И… и… еще раз:
А теперь нам вышел срок
Едем прямо на восток
Три раза подряд. Точно как у Пушкина.
Тут и Холмский забормотал что-то простенькое:
– Чтобы освободить труд от капитала, целесообразно воспользоваться процессом перегонки или дистилляции. Смесь обоих компонентов помещается в подогреваемый сосуд, и пары труда через охлаждаемую трубу понемногу капают в капитал. Пары капитала испаряются через с трудом проделанные поры трубы и накапливаются в Капитолии. В банке или в четвертинке. Поближе к Венере. Пора! Вина! Вина? Вино облегчило мою чистосердечную участь.
– Кто ж виноват?
– Но кто же в этом виноват – а?
– Саами виноваты?
– При чем тут ни в чем не повинный малый народ?
– Сами с усами?
– Ой, лучше не надо!
– Сусанна и старцы! Оно!
Сусанна сидела за дверцей,
А старцы хватались за сердце
Сусанна лежала на блюдце,
А старцы краснели, как перцы
– Нет. Не то.
– Сани виноваты?
– Опять не то. Но вот оно, вот оно! ОНО!
Сами виноваты,
Что много есть невест вокруг,
А мы с тобою неженаты.
Удивительно неинтересное подсознание было у Константина Холмского – впрочем, прекрасного архитектора.
Зато у Аполлона – о-о! Привычка внутренне ослабевать ради надобностей сочинительства действовала в нем всегда, и сила бормотухи просто налагалась на этот его обычай как споспешествующая и преждевременно разрешающая компонента. Мысли рождались по словесному оформлению этак семимесячные, однако вполне жизнеспособные и потому достойные помещения в инкубатор.
В истории эллинов первым узником был Прометей,
В библейской истории – Иосиф Прекрасный.
До исполнения времен провисел на цепях Прометей,
Иосиф же вышел в министры.
Два рода узников мы знаем с тех пор:
Одни сидят просто,
Потому что их посадили,
Другие сидят лишь по внешности,
Будучи сами в мечтах о блестящей карьере.
– Не стать ли и нам министрами?
– Но какой из меня министр?
И плохонького не выйдет,
Даже если насильно посадят.
И из Артемия тоже ничего не получится —
Вон как раскачивается.
А какая ответственность!
Наверное, только преувеличенное чувство ответственности