Я беспокоился за Аарона, потому что его влюбленность в красотку сначала казалась сумасшествием. Я не мог потерять единственного родного мне человека. Единственного человека, которому мог хоть немного доверять.
Кто же знал, что их взаимная неприязнь свяжет нас всех в одну большую мафиозную семью?
Теперь же почти каждую ночь я просыпался в холодном поту, пытаясь отдышаться и выкуривая несколько сигарет за раз в попытке почувствовать себя живым. Едкий дым обжигал горечью и теплотой, оседающими на языке, и эти ощущения, правда, помогали понять, что я все еще жив, что холод и тепло все еще могли касаться моей кожи, что я мог чувствовать что-то кроме всепоглощающей пустоты.
Рассвет всегда наступал неожиданно, так, словно я успевал лишь моргнуть. И когда солнечный свет застревал в серых от грязи коротких занавесках, я поднимался с кровати, оставляя сигарету в хрустальной пепельнице на прикроватной тумбе. И эта пепельница – единственное в этом месте, что связывало меня с действительностью, с жизнью, которая сейчас меня окружала.
Казалось кощунственным и мазохистким – оставаться здесь из раза в раз, насиловать самого себя в попытке узнать хоть что-то, вспомнить. Наверняка, любой здравомыслящий человек покрутил бы пальцем у виска на мои затеи и мысли, но кого это интересовало?
Я шумно выдохнул, поднимаясь с кровати. День для меня всегда начинался странно, потому что наступал на пару-тройку часов раньше, чем для других. Не скажу, что мне не нравилось оставаться созерцателем и молчаливым наблюдателем, но иногда хотелось убрать эту привычку. Хотя сейчас, пока мы ловили последние осенние лучи солнца, не стоило менять привычное. Может быть, все изменится само.
Тайфун ждал меня в участке к девяти. Иногда меня удивляло, почему он до сих пор оставался детективом, после всего произошедшего, после того, как все убедились в его принадлежности к миру мафии, а потом я заходил в душный кабинет, смотрел на Аарона, сидящего за старым, скрипучим столом, и все вопросы отпадали. Он все еще хотел убрать семью Санчес. И он все еще не мог оставить мечту о справедливости. Наверное, это единственное, в чем я не мог его поддержать. К счастью, Тайфун это понимал. Хотя, может быть, он, как и все мы, просто не знал, что делать с ответственностью, которая легла на наши плечи.
Я ненавидел завтракать, ненавидел запах кофейных зерен и теплые сливки, а еще щелчок тостера и горячий хлеб, но почему-то каждое утро разбивал на раскаленную сковородку пару яиц, ставил турку на маленький огонь и ждал, пока на кофе появится пенка, смотрел на не заправленную постель, грязно-оливковый цвет стен, и желал как можно быстрее отсюда уйти.
Мать Аарона – Роза, приучила нас к тому, что завтрак – самая важная часть дня. Признаться,