– Много, – холодно выдыхает она. – А вот этот шрам, – она проводит по среднему пальцу, – он выпирает так, что похож на шпору. Как ты будешь играть такими пальцами?
Я начинаю рыдать и умолять Бескудникову помочь мне, может, посоветовать какие-то особенные упражнения, может, позаниматься со мной.
– Забудь, ты больше никогда не сможешь играть даже вполовину так хорошо, как раньше, если тебе не пришьют новые руки, – безапелляционно заявляет она и с грохотом захлопывает крышку рояля, что стоит в огромном музыкальном классе. – Найди себе какое-то другое увлечение, Белкина.
Бескудникова выходит, а я ещё долго рыдаю, оглушая пустой класс всхлипами, но меня слышат только стены, от которых эхом отбивается мой плач. «Найди себе какое-то другое увлечение, Белкина». Только вот проблема: музыка никогда не была для меня просто увлечением – я в ней жила.
Когда я зареванная вернулась домой, отец как раз был выходной.
– Я ей покажу, я ей дам! – ругался он, узнав, что мне сказала великая учительница и пианистка. – Мы найдём других учителей, Бельчонок. Если надо – будешь брать уроки, чтобы восстановить навык. Главное – верить. Верить и не спешить.
После этого отец искал мне учителя за учителем, пианиста за пианистом, но все они в один голос твердили, что мой максимум – это «Собачий вальс», да и он под вопросом. Я не верила, и папа тоже. Тем не менее из консерватории документы я забрала, перестала ходить по учителям и теперь уже второй год тренировалась дома.
Закончив очередной этюд, я открываю глаза и улыбаюсь. Мне кажется, сегодня у меня получается лучше. Я слышу, что музыка, разносящаяся по дому, приобретает более правильное звучание, пусть и не идеальное, но это уже не та какофония, которая была ещё неделю назад и которая так взбесила моего соседа. Он больше не приходил, но пару раз чем-то долбил в стену, явно недовольный моей игрой.
Радостная, я достаю партитуру с «К Элизе» Бетховена и начинаю воодушевленно играть, забывая обо всем на свете. Мои пальцы порхают по клавишам. Мне даже кажется, что ни в одной косточке я больше не чувствую боли, а музыка, что льётся вокруг, прекрасна до слез.
Резкий продолжительный звонок в дверь заставляет меня вернуться с облаков на землю. Пальцы ещё бегают по клавишам, но теперь я отчетливо понимаю, что они не бегают, а ползают, что каждое движение отдаётся адской болью в запястье, а комнату оглашает не идеальная музыка, а…
– Как будто кого-то блевануло музыкой, – вспоминаю я слова своего соседа.
Я отрываюсь от пианино и иду открывать дверь, потому что идиот, который стоит за нею, все ещё давит на звонок.
– Спятил? – сразу становлюсь я в позу, открыв дверь, ведь я знаю, кто пожаловал.
Однако мой боевой настрой тут же сменяется удивлением. У соседа в руках огромный пакет с….
– Орехи? – смотрю я на Назара.
– Ты сегодня превзошла себя, Белка, – хмыкает он и протягивает мне пакет.
Глава 6
Юля
– Ты