Вздохнув, стал расстёгивать джинсы.
Никогда не пытались делать всё одной рукой? Попробуйте. У меня-то хоть правая. У некоторых она, вон, в гипсе, а то и обе сразу. Каково им, горемыкам безруким? Ни в туалет сходить по-человечески, ни нос почесать, не говоря уже о более сложных вещах…
Переоделся с горем пополам. Натянул пижамные штаны – серые в тонкую чёрную полоску. Рубаху той же расцветки просто накинул на голые плечи, продев здоровую руку в один рукав. Куртку с футболкой с меня сняли ещё на перевязке. Они теперь лежали в пакете за кроватью. Туда же отправились и джинсы с кроссовками.
«Вещи надобно в гардероб отнесть», – вспомнились напутствия Клавдии Степановны по дороге сюда. Говорила она много, но слушал я вполуха и мало что запоминал. А ещё мы по ходу дела заглянули в процедурный кабинет, где заботливая медсестра скормила мне какую-то пилюлю. Не от неё ли так клонит в сон?
«Просушить бы одежду перед сдачей», – лениво шевельнулась в голове здравая мысль, когда я со всей предосторожностью лёг на спину. Глаза под смеженными веками наотрез отказались открываться, а бунтовать, вступая в борьбу со своим собственным организмом, не было ни сил, ни желания. Слишком уж много свалилось сегодня на мои хрупкие, как показала практика, плечи.
Шмотки подождут. Чай, не запреют за пару-тройку часов. А пока спать…
Другой доктор и Больничный
Меня разбудили негромкие голоса, один из которых я узнал.
– …Ложимся, ложимся в коечку, – уговаривал кого-то Михал Михалыч.
Я лежал головой к выходу и расположенному рядом с ним окну, поэтому соседней кровати не видел. Повернуться, естественно, не мог. Оставалось лежать и слушать.
– Мммм, – простонал какой-то мужик и выдал вдруг хрипло: – Мне домой надо…
– Успеете, мил человек. Вот оклемаетесь у нас, тогда милости прошу. А пока, будьте любезны, в постельку. В таком состоянии вам домой ну никак не добраться.
Скрипнула кровать.
– Вот и ладушки. Отдыхайте…
Мягкие шаги в мою сторону. В поле зрения появляется курчавая голова доктора. ММ внимательно смотрит на меня сквозь круглые линзы очков. Сильно же он сдал за то короткое время, что мы не виделись. Волосы всклокочены, в глазах усталость, даже щетина много заметнее стала. Отросла, что ли? Нет, не может быть. Сколько я спал? Часа три от силы. На улице только-только начало смеркаться. Или это уже рассвет?
– Ну-с, как самочувствие, мил человек?
Михал Михалыч стоит надо мной в типичной позе врача, засунув обе руки в глубокие карманы халата. А я не могу оторвать взгляд от воротника его рубашки, пытаясь сообразить, зачем он переоделся? Рубашка на нём розовая, а не голубая, как там, в приёмном покое.
– Который