Лоток для отмывки шлихов
Векшин проходит выше по течению и за поворотом замечает крупное обнажение. Разрывая черно-зеленый занавес тайги, оно широким скалистым выступом нависает над рекой. Он взбирается к нему и видит широкую сильно перемятую складку с круто падающими темными прослоями.
Непонятная слабость овладевает им. Он опускается на ствол поваленного дерева и долго, не отрываясь, смотрит на возвышающуюся перед ним скалу.
– «Так вот оно, это место, – думает он. – Отсюда и сыпется та щебенка, которая повсеместно встречается по реке».
Как бы прослеживая путь скатывающихся обломков, он переводит взгляд вниз. Там, между деревьев, застыла черная гладь Веснянки. На противоположном берегу темным валом простирается лес. Солнце уже опустилось за его вершины и лес темен, только лиственные деревья на просвет отдают сединой, да бликуют отдельные листья.
В маршруте…
Векшин сидит откинув сетку. Мошка вьется у его лица. Она сегодня добрая и кусает не так сильно. Вокруг шуршит высокая, в рост человека трава. На всю жизнь он запомнит это место.
Стук топора возвращает его к действительности. Солнце село и Столетов с Худолеевым, очевидно, готовят дрова для ночлега.
Векшин откалывает образец и возвращается к месту их остановки. Там уже пылает жаркий костер. У костра один Столетов. В чужой одежде, как новорожденный, он сидит и смотрит в огонь, ни дать, ни взять, как Векшин на Чернушке.
– Жив? – нарочито сурово спрашивает Векшин. Ему кажется, что по отношению к Столетову это самый лучший воспитательный прием, но Столетов уже давно разгадал его и неожиданно говорит:
– Чудной Вы человек, Илья Семенович. Вроде как сердитый, а зла в Вас нет.
– Ну, ну… – ворчит Векшин.
– А Вы знаете, – вдруг продолжает Михаил. – Ведь я тогда про ботинки просто так сказал. И не топил я их вовсе.
– Куда же ты их дел? – уже заинтересованный спраши-вает Векшин.
– Проел, – просто говорит Столетов. – Денег не хватило до Чернорильска, я и продал их. Летом можно и босиком.
Он молчит некоторое время и видимо, чтобы у Векшина не оставалось на этот счет недоумений, добавляет:
– Из заключения я шел. Вы слыхали наверно.
– Слыхал, – подтверждает Векшин.
– Я ведь не по дурному делу, – горячо принимается объяснять Столетов. –