Нам всем следовало бы отказаться. Непринужденно, жизнерадостно, взявшись за руки, сказать «нет, это ты, милая сестрица – о нет, ты, дорогая сестра». Вышло бы очень уместно, особенно на свадьбе. Мы могли бы обставить все это остроумно, забавно, но все-таки приятно – этакий маленький секретик, недоступный мужчинам. Вместо этого мы застыли на мгновение дольше нужного, так что Зевс, ненадолго оторвавшись от очередной дрожащей нимфы, воскликнул:
– А правда кто? Давайте решать!
Само собой, все тут же принялись утверждать, что только Зевс может судить, ведь это он – царь всех богов, но он, сверкнув лукавым взглядом, отказался, заявив, что ему пришлось бы выбрать Геру как свою жену, а значит, проявить себя слишком пристрастным в данном вопросе, а ведь он славится своей справедливостью. Нет, нет, нет, им нужен независимый судья, тот, кто совершенно не связан ни небесными делами, ни узами божественного родства. Ты там – славный парень, хваливший Аресова быка, – выбирай ты!
Я ощутила, как рядом со мной застыла, подобно собственному копью, Афина. Услышала тихий вздох Геры; но умудренная годами богиня больше ничем себя не выдала, не качнулась, не дрогнула, когда этот смертный парнишка, почти ребенок, вышел вперед.
Он должен был кланяться. Должен был дрожать. Должен был каяться и сожалеть о том, что имел дерзость оглядеть богиню с головы до ног, не говоря уже о том, чтобы посмотреть ей в глаза. Он должен был целовать наши ноги. Вместо этого гадкий смертный прошелся от одной к другой, рассматривая нас, как призовых овец, и в это время даже кентавры прервали свои игрища, чтобы похлопать, а все остальные гости уже вовсю свистели, улюлюкали и выкрикивали собственные мнения и советы.
Нравился ли мне Парис в тот момент?
Не особо. Я встречала многих мужчин, что заявляли женщине «ты не в моем вкусе» лишь для того, чтобы сбить ее с толку и, сыграв на боязни быть отвергнутой, покорить и подчинить ее. В подобной грубости есть своя сила, влияние, цепляющее даже богов, – но лишь ненадолго, очень ненадолго.
И все же кое-что в Парисе подкупало, какой-то проблеск очарования, способный оправдать его в моих глазах, сохранить пусть неглубокий, но интерес. Ведь, устроив представление с рассматриванием нас трех, он отступил, поклонился, а затем с сияющим видом обернулся к толпе.
– Они все слишком прекрасны, слишком величественны, слишком похожи в своей божественной прелести. Я не могу выбрать лишь одну из столь совершенных созданий.
Я почувствовала, как чуть расслабилась стоящая рядом Гера, да и сама я готова была похлопать парня по плечу и поздравить с тем, что ему удалось не выставить себя полным дураком. Но Афина стояла все так же, застыв, почти заледенев, словно