Он поднялся в номер, когда она уже выходила. В просвете открытой двери чернел чемодан с выдвижной ручкой и виднелась полузастеленная постель. Она была чуть невыспавшаяся, глаза казались резче, а влага на веках острей, первозданней. От неё чуть пахло духами и земляничной жвачкой. Другой, химически тревожный, дорожный запах шёл от чемодана на колесиках.
– Мы попьём кофе?
– Конечно. И раз уж мы здесь, я тебе город покажу.
– Мы успеем? У тебя ещё какие дела в Красноярске? Кроме меня?
– Кроме тебя? – повторил он, словно дожидаясь, пока эти слова доберут смысла. – Да никаких особенно, на Правый съездить. Берег, я имею в виду…
– Плохой кофе.
– Да? Я как-то не задумывался… Мы сейчас монастырь посмотрим.
Машина тихо тронулась, сквозь коричневые стёкла дома гляделись сдержанней и будто лаковей.
– А это наличники… Называется сибирское барокко.
– Это ты придумал?
– Не помню, может, и я… Эти завитки называются волюты. Они как глаза… Такие наличники в Томске и Иркутске есть.
– Вообще-то больше на стиль модерн похоже… Странные… Очень красивые… Я такие не видела.
Он остановился у монастыря со стенами когда-то белыми, а теперь облезшими и такими по-детски низкими, что казалось, мир за четыреста лет навсегда перерос их. Стена от зубца к зубцу сбегала и взмывала фигурным провисом, но даже через эти провисы настоящее внутрь не переливалось. Кое-где по рыхлому кирпичу лепились берёзки. Стену, повторяя её провисы, укрывал козырёк из ржавых железных листов.
В углу стен косо чернел силуэт кедра с обломанным стволом и живым боковым отвилком. Погибший ствол был как отрезан по границе стены, а боковой отстволок уцелел над монастырской землёй и темнел живописно и густо.
Рядом с воротами обосновалось целое семейство собак полуовчарочьей смешанной породы, особенно нескладными казались молодые с гладкими вихляющимися хвостами и большими лапами.
– Смотри… – тихо произнесла Маша и осторожно взяла его за локоть. – Они не… опасные? – Слово «опасные» она сказала своей скороговорочкой, словно схватив из засады.
– Что ты? Я смешно говорю?
– Очень. Видишь этот кедр? Я брата Андрея просил сделать фотографию. Если б умел, я бы картину написал.
– Какую? – спросила Маша каким-то другим, крадущимся голосом, и он понял, что они уже вторглись в странное и плотное поле, где слова не сжимались и каждое движение сердца доходило без утечки.
– Стена монастыря. Кедр со сломанной вершиной. Небо. Рваные облака. Машина с открытой дверью. И человек смотрит на кедр. Только мне кажется, что на кедре не хватает чего-то живого.
– Мне тоже кажется, что… на дереве, рядом с которым ты живёшь, не хватает птицы.
– И я бы на него посадил орлана-белохвоста. Снова раздался тёплый, нутряной, сопящий смешок:
– Это такой орёл?
– Это такой орёл. – Женя заметил,