Или я сама? Но я же знаю, что убийца не я. А ленивые португальские полицейские этого не знают.
И почему я не позвонила мужу?
За последние годы рука привыкла первым делом в любой ситуации, если он не рядом, нажимать на его номер в телефоне.
Мы вместе решили, что будет лучше ему провести время с мальчишками, хотя какие они мальчишки, уже здоровые парни, его самого вот-вот перерастут. А мне лучше побыть на океанском берегу вместе со старшей дочерью, раз уж она сама в кои веки изъявила желание ко мне заехать.
Почему же я не позвонила, не написала, не рассказала мужу?
Хотя должна была. Он имеет право это знать… Уж это он точно знать имеет право!
Неужели ревную до сих пор?
Или боюсь, что он, пусть даже на мгновение, подумает, что это сделала я?
Не загоняйте ничего в глубины подсознания. Ничего из своего прошлого. Загнанное обязательно выскочит. В гораздо более жутком виде. Обросшее вашими страхами, изнурительными попытками спрятать, не видеть, не замечать.
Не загоняйте, иначе однажды прошлое возникнет перед вами внезапно, вот так, в виде креста на воде. Креста, сложившегося из мертвого тела. И из моего прошлого.
Зачем она вернулась в мою жизнь? Чтобы что? Что еще я не поняла, в чем самой себе не призналась, что она распластанным в бассейне трупом вернулась напомнить?
Если бы мне нужно было писать логлайн[3] этой истории, про что кино, что бы я написала?
Ладно. Подумаю, что с этим делать, завтра.
Завтра португальская полиция начнет собирать данные. Мануэла говорит, что здешние полицейские тугодумы. Но даже эти тугодумы за день-два сопоставят факты и поймут, какое именно отношение к убитой имеет мой муж, и тогда…
Но это завтра. Или послезавтра. Или через неделю, когда мы с дочкой должны быть в Лиссабоне – в кои веки дочка на важное для нее событие пригласила. И я хочу там быть вместе с дочкой! А если хочу, чтобы полицейские тугодумы сняли с меня ограничение на передвижения, придется разбираться, кто, кроме меня, мог желать смерти женщине с кроваво-красным камнем в старинном кольце. Женщине, которая сломала мне жизнь. И без которой не было бы моей дочки. Кто-то другой бы был, а дочки бы не было.
А пока…
Дочка выходит на балкон, садится рядом. Наливает местного Vinho Verde – зеленого вина.
– Что в твоих детективах в таких случаях принято делать? И что мы делать будем?
«Будем!» Как дорого я дала бы за это «будем»! Неужели в наших отношениях впервые за столько лет намечается потепление?
Дочка. Взрослая. Почти незнакомая. И такая маленькая и родная, как в день, когда я ее родила.
Похожа на меня? Мне кажется, что похожа. Вижу в ней себя, как в молодящем зеркале, аж вздрагиваю – и жест мой, и реакция. Только ей говорить об этом не нужно. Дочку такая похожесть злит. Как меня в ее возрасте злило, скажи тогда кто-то, что я – копия