Гортензия поспешила за нею, но не удержалась, на ходу огрызнулась:
– Дочку свою учи!
– А чего ее учить? Она в твои годы по кустам с парнями не шастала, песок спиною не мяла! Вот погоди, нахалка, потолкую я с твоей госпожой…
Обе женщины поднялись на крыльцо, и старшая раздраженно дернула подбородком в сторону замка:
– Что стоишь, бродяжка портовая? Открывай!
Гортензия скользнула рукой по поясу – и обмерла. Ключа не было! О Безымянные, где она его обронила?
– Ты еще и ключ потеряла?! – правильно истолковала ее замешательство хозяйка дома. – Вот паскуда, а?
Прешрина сдернула со своего пояса ключ, с лязгом вставила в замок, приговаривая:
– Ну, если госпожа не задаст тебе трепку… ну, тогда я не знаю, куда катится мир!
Ладно бы еще трепку, тоскливо подумала Гортензия. А если выгонят на все четыре ветра – куда ей тогда идти? Назад, в порт, на смех прежним подружкам? Шить мешки на складах, стряпать похлебку для грузчиков? А ведь она так задавалась, так хвасталась своим нарядным платьицем, своей аккуратной прической, своим изящным новым прозвищем, полученным от госпожи…
Гортензия задержалась в прихожей, пропустив вперед себя Прешрину: девушка надеялась за ее спиной незаметно снять браслеты и заколку для волос. Но успела только сбросить с головы шаль: пригвоздил к полу пронзительный вопль, донесшийся из комнаты.
Впрочем, оцепенела Гортензия лишь на мгновение, а потом кинулась на крик.
В комнате ее ожидало то, что показалось ей сначала нелепым, а потом ужасным.
Ее старая госпожа в своей длинной ночной рубашке с синими розочками у ворота лежала на полу возле большого сундука. Голова ее виском прильнула к краю крышки, жидкая седая косица, перекинувшись на лицо, испачкалась в крови. Подол рубахи задрался до икр, обнажая босые тощие ноги.
И не кровь даже, а вид этих беспомощно оголенных ног сразу заставил девушку поверить: старуха мертва!
Гортензия перевела растерянный взгляд на Прешрину. Та была потрясена: орать уже перестала, но еще разевала рот, как вытащенная на берег рыба.
Но смятение быстро прошло. Очнувшись, обе женщины с причитаниями кинулись к мертвой госпоже, убедились, что помогать ей действительно поздно, и вдвоем перенесли щуплое тело на кровать. Одеяло было откинуто, подушка смята.
– И что ей среди ночи на той полке понадобилось? – горько вопрошала Прешрина, которой до боли жаль было потерять выгодную постоялицу.
Служанка понимала, о чем говорит владелица дома. Полка, что висит над сундуком, и впрямь приколочена высоко. Не дотянешься, если не влезешь на сундук…
На миг душу Гортензии затопили раскаяние и стыд: окажись она дома, старой женщине не пришлось бы самой лезть на сундук!
Но