Порыв ветра растрепал волосы монстролога и раздул наш костер, от него кружась полетели искры, захлопали стенки палатки. Хок негромко позвал доктора, но монстролог не ответил. Он вглядывался в чащу, словно у него были кошачьи глаза, способные видеть во тьме.
Хок вопросительно посмотрел на меня.
– Что это, Уилл?
Доктор метнулся в лес и мгновенно был поглощен громадной тьмой. Это случилось так быстро, словно из леса что-то высунулось и схватило его. Я рванулся вперед, но Хок остановил меня, схватив за ворот.
– Стой, Уилл! – крикнул он. – Быстро, у меня в рюкзаке есть пара фонарей.
Мы слышали, как доктор с треском идет по лесу, и звуки становились все глуше по мере того, как он уходил все дальше. Я зажег фонари от головни, и мы бросились за моим упрямым наставником. Хотя наши фонари давали в этой тьме едва заметный свет, Хоку не составляло труда идти по следу Уортропа. Его наметанный глаз замечал каждую сломанную ветку, каждую вмятину на земле. Он мог полагаться только на свое зрение, потому что ночь стала мертвенно тихой. Слышны были только наши шаги по густой листве. Ветки и вьюны мешали идти, как будто сам лес пытался нас замедлить, словно какой-то первобытный дух говорил: «Стойте. Стойте, вам не надо этого видеть».
Началась возвышенность. Деревья поредели. Мы вышли на поляну, освещенную лунным светом, в центре которой стоял расщепленный ствол молодой тсуги, обломанный на высоте восьми футов, а у его основания валялись остатки ее сломанных ветвей. Казалось, какой-то великан протянул руку с усыпанных звездами небес и переломил ее как зубочистку.
В нескольких футах от дерева стоял монстролог с чуть склоненной набок головой и скрещенными на груди руками, как знаток в художественной галерее, оценивающий особо интересное произведение.
На расщепленный ствол был насажен человек, кол выходил у него чуть ниже грудины, тело было на уровне глаз Уортропа – руки и ноги вытянуты в стороны, голова откинута, рот открыт, в нем и в пустых глазницах лежат бездонные тени.
Тело было обнаженным. На нем не было ни одежды, ни, если не считать лица, кожи; с тела содрали и то, и другое. Сухожилия и мышцы влажно поблескивали в серебристом свете.
Холодные звезды вращались с древней размеренностью, исполняя августовский марш вечной симфонии.
Они старые, звезды, и они многое помнят.
Часть седьмая
«Не надо бояться»
– Матерь божья, – прошептал сержант. Он перекрестился. Он смотрел на зловещую пустоту глазниц, на застывший в беззвучном крике рот.
– Вы знаете, кто это? – спросил монстролог и сам ответил на свой вопрос: – Это Пьер Ларуз.
Хок облизнул губы, кивнул, отвернулся от насаженного на ствол трупа и окинул поляну быстрым испуганным взглядом, его палец подрагивал на спусковом крючке винтовки. Он что-то невнятно бормотал.
– Уилл Генри, – сказал доктор, – беги в лагерь и принеси топор.
– Топор? – повторил Хок.
– Мы не можем его здесь оставить