–
Дык, как о нем забыть – то? – спрашиваю.
–
Ну, нашел бы себе занятие по душе…Подумал бы, чем тебе заниматься нравиться…
–
Так мне это…пить нравиться. Больше ничего не нравится, – перебиваю я.
–
Ох! – морщится доктор. – Ну, подумал бы! – Долгий взгляд в мою сторону, затем взмах рукой:
–
Ээх! Бесполезно…Ладно! На вот, выпей сто грамм, – наливает в железную кружку, – и иди с моих глаз долой!
Мой внутренний трепет невозможно передать. Спирт впитывается и растворяется буквально в каждой клеточке моего тела. Знакомая, долгожданная тюлевая занавеска закрывает мое окно в мир. Целых два часа блаженства!
Я, слегка покачиваясь, с пустой головой, не торопясь, возвращаюсь в камеру.
***
–
Вот и вернулся! Вот и вернулся, наконец! Внучек, дорогой! – Бабушка Дарья роняет на пол капельки соленой радости. – Повзрослел-то как! Эх, счастье-то, какое! – Умильное родное лицо.
–
Давай, баба Дарья, отметим хоть мое возвращение. А то казенные харчи поперек горла стоят, – говорю я ей, пытаясь прервать сентиментальную сцену.
Баба Дарья засуетилась, запричитала:
–
Ой, да что ж это я? Конечно! Вот старая…Садись, внучек.
–
Вот картошечка, сальце, грибочки, лучок. Кушай, дитятко. Вот, и рюмочку, на, выпей за возвращение…
Разрыв темного покрывала, забор, канава; попытка встать, чтобы дойти (до…мой) взгляд, раскачивая стены, пол и потолок, пытается остановиться на лице…
…Какой-то женщины. Мы ползаем по грязному (полу…голые), пытаясь вероятно заняться сексом.
Затем я вижу, что душу ее…
Затем я вижу, что плачу и говорю ей, что люблю ее…
Ее?! Или это другое, опухшее от пьянства лицо?
Дверь нараспашку! Бах!
–
Опять пьяный явился, ирод?! – мелькающая бабка Дарья, визжащая мне в лицо. – Сколько пить можно? Когда остановишься?! Уже третий месяц, как из тюрьмы вышел, и все не просыхаешь!
Потом спокойнее:
–
Бросил бы ты это, внучек. Занялся бы чем-нибудь. Другая жизнь бы у тебя началась. Губишь себя только. – И следом, так раздражающие меня всхлипывания.
–
Баб Даш, затыкынисяаа…Опять за свое! Хватит реветь! – Я резко, с деловым видом, пытаюсь сесть, но промахиваюсь мимо лавки и грохаюсь на пол.
–
Меня обидели! – решаю вдруг. Трясу головой, сидя на полу, но в упор не помню кто, и за что. – Нет, обидели! – кричу я, потому что мне нравится кричать и бравировать сейчас.
–
Таак, ну-ка!.. Я их сейчас всех сделаю! – Хватаю со стола нож и выскакиваю из дома.
Картинки.
–
Стоять!
–
Чегоо?! Ты чего это разбушевался?
Даже не вижу говорящего.
–
Стоять,